Почему ''красота спасет мир…''. Знаменитые афоризмы Достоевского

Федор Достоевский видел разницу между внешним видом и внутренним миром

«Красота спасет мир»… Высказывание, приписываемое Федору Достоевскому, цитируется нами направо и налево - как обнадеживающее, как утешительное, просто как констатация факта. Каждый может считать себя «экспертом» в этой области, каждый, соответственно, не преминет высказать собственную точку зрения и привести ряд вполне убедительных доказательств. При этом взгляды настолько различны, что порой доходит до нелепого. Профессор Игорь Волгин («Колеблясь над бездной») даже описывает случай, когда к победительнице очередного конкурса красоты обратились с тем же вопросом…

…Мол, как она понимает «высказывание Достоевского». Вообразите, каков был ответ: красавица взглянула с высоты птичьего полета на свои ноги и промолвила, что ими и собирается спасать всех желающих...

Начнем с того, что высказывание в привычном виде - то есть «красота спасет мир» - у Достоевского приводится иронично (почти издевательски) в реплике Ипполита, обращенной к князю Мышкину («Идиот», Ч. 3, гл. V).

В том же романе есть фраза «мир спасет красота» - разница, на первый взгляд, не принципиальная. Эти слова произносит Аглая Епанчина и произносит их, так сказать, в списке запрещенных тем: «Слушайте, раз навсегда, - не вытерпела наконец Аглая, - если вы заговорите о чем-нибудь вроде смертной казни, или об экономическом состоянии России, или о том, что «мир спасет красота», то… я, конечно, порадуюсь и посмеюсь очень, но… предупреждаю вас заранее: не кажитесь мне потом на глаза!» («Идиот», Ч. 4, гл. VI). Даже если предположить, что для Аглаи эти темы носят какой-то сокровенный характер, и именно поэтому говорить о красоте она не хочет, то согласитесь: предположить, что Достоевский отождествлял себя с Аглаей Епанчиной, как-то не получается.

Красота одна на всех…

Посмотрим, какие представления о красоте и ее силе Достоевский определил для других своих героев. Со слов Мити Карамазова складывается едва ли не обратная картина: «Красота - это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, и определить нельзя потому, что Бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут… Иной высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его и воистину, воистину горит, как и в юные беспорочные годы… Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. В содоме ли красота?.. Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей» («Братья Карамазовы», Кн.3, гл. III). В современной литературе и печати чаще всего цитируются лишь последние слова - о битве за человека. Между тем, размышления героя о красоте содомской и красоте вышней - это ключик к пониманию проблемы.

Как видно, противоречия здесь нет. Получается, что Достоевский совершенно четко разделяет красоту на высокую и низменную, то есть горнюю и земную. Человек соединяет в себе две эти противоположности, и в этом - опасность и ужас красоты. Часто земная красота, лишенная духовного начала, принимается за красоту истинную. Она несет в себе гибель, ведь в лучшем случае - она лишь отблеск горней красоты, а в худшем - от дьявола.

Вспомните слова Аглаи Епанчиной, когда она смотрит на портрет Настасьи Филипповны: «Такая красота - сила… с этакою красотой можно мир перевернуть!» («Идиот», Ч. 1, гл. VII) И что же, мир перевернулся? Князь Мышкин сходит с ума, Рогожин гибнет - нравственно и физически, сама Настасья Филипповна мертва, и тело ее - пристанище для мухи (любопытнейшая деталь!). Кого спасла такая красота и кого сделала счастливым?

Такая разная оценка…

В то же время Достоевский дает ясное указание на то, что для него истинная красота: «Мир станет красота Христова» («Бесы». Подготовительные материалы. Заметки. Характеристики. Планы сюжета. Диалоги. Июнь 1870 года. Продолжение фантастических страниц). Горняя красота есть красота Христа, Сын Божий отождествляется с красотой, подобно тому, как отождествляется со светом и истиной. Эта мысль часто встречается в учениях православных святых отцов. Скорее всего, от них Достоевский воспринял эту идею. В «Записной тетради 1876-1877 годов», то есть десятью годами раньше «Идиота», он писал: «Христос - 1) красота, 2) нет лучше, 3) если так, то чудо, вот и вся вера…» (ЗТ-2, апрель 1876 года). Истинная красота в его понимании тождественна Богу. Другими словами, сказать «мир спасет красота» - все равно что сказать: «Христос есть Спаситель мира».

Но заблуждение состоит не только в вольном контексте цитирования, но и в формулировке. По поводу истины о спасительной красоте философ-мыслитель Николай Лосский заметил: «Красота спасет мир» - эта мысль принадлежит не только князю Мышкину («Идиот»), но и самому Достоевскому». Видимо, с его легкой руки (точнее - пера) именно такая формулировка разлетелась по свету. Но как бы то ни было, Лосский также имеет в виду отнюдь не внешние формы. И если кто-то всерьез верит, что худосочный эталон на длинных ногах может спасти мир, то это не имеет ничего общего с глубоким нравственным контекстом романов-притч Достоевского…

Алла МИТРОФАНОВА, интернет-сайт «Умницы и умники»

МИР СПАСЁТ КРАСОТА*

11.11.2014 - 193 года
Фёдору Достоевскому

Мне является Фёдор Михайлович
и велит всё красиво писать:
- А иначе, голубчик, иначе
не спасёт этот мир красота.

Неужели писать мне красиво,
разве это возможно сейчас?
- Красота – это главная сила,
что творит на Земле чудеса.

О каких чудесах говоришь ты,
если люди погрязли во зле?
- Но когда красоту сотворишь ты –
увлечёшь ею всех на Земле.

Красота доброты не слащава,
не солёна она, не горчит…
Красота далеко и не слава -
то красиво, где совесть кричит!

Если страждущий дух в сердце взвился,
и захватит Любви высота!
Значит, Бог Красотою явился –
и тогда Мир спасёт Красота!

А не будет достаточно чести -
пережить вам придётся садом...

Так сказал мне во сне Достоевский,
чтобы людям поведал о том.

Фёдор Достоевский, Владис Кулаков.
На тему Достоевского - стихотворение "Достоевский, как вакцина..."

УкРаИнА на РаЗлОмЕ. Что делать? (Кулаков Владис) и "Пророчества Достоевского о славянах".

Мир спасёт красота.
(Из романа «Идиот»Ф. М. Достоевского )

В романе (ч. 3, гл. V) эти слова произносит юноша Ипполит Терентьев, ссылаясь на переданные ему Николаем Иволгиным слова князя Мышкина: «Правда, князь, что вы раз говорили, что мир спасет «красота»? Господа, - закричал он громко всем, - князь утверждает, что мир спасет красота! А я утверждаю, что у него оттого такие игривые мысли, что он теперь влюблен.
Господа, князь влюблен; давеча, только что он вошел, я в этом убедился. Не краснейте, князь, мне вас жалко станет. Какая красота спасет мир? Мне это Коля пересказал... Вы ревностный христианин? Коля говорит, что вы сами себя называете христианином.
Князь рассматривал его внимательно и не ответил ему».

Ф. М. Достоевский был далек от собственно эстетических суждений - он писал о духовной красоте, о красоте души. Это отвечает главному замыслу романа - создать образ «положительно прекрасного человека». Поэтому в своих черновиках автор называет Мышкина «князь Христос», тем самым себе напоминая, что князь Мышкин должен быть максимально схож с Христом - добротой, человеколюбием, кротостью, полным отсутствием эгоизма, способностью сострадать людским бедам и несчастьям. Поэтому «красота», о которой говорит князь (и сам Ф. М. Достоевский), - это есть сумма нравственных качеств «положительно прекрасного человека».
Такое, сугубо личностное, толкование красоты характерно для писателя. Он считал, что «люди могут быть прекрасны и счастливы» не только в загробной жизни. Они могут быть такими и «не потеряв способности жить на земле». Для этого они должны согласиться с мыслью о том, что Зло «не может быть нормальным состоянием людей», что каждый в силах от него избавиться. И тогда, когда люди будут руководствоваться лучшим, что есть в их душе, памяти и намерениях (Добром), то они будут по-настоящему прекрасны. И мир будет спасен, и спасет его именно такая «красота» (то есть лучшее, что есть в людях).
Разумеется, в одночасье это не произойдет - нужен духовный труд, испытания и даже страдания, после которых человек отрекается от Зла и обращается к Добру, начинает ценить его. Об этом писатель говорит во многих своих произведениях, в том числе и в романе «Идиот».
Писатель в своем толковании красоты выступает единомышленником немецкого философа Иммануила Канта (1724-1804), говорившего о «нравственном законе внутри нас», о том, что «прекрасное - это символ морального добра». Эту же мысль Ф. М. Достоевский развивает и в других своих произведениях. Так, если в романе «Идиот» он пишет, что мир красота спасет, то в романе «Бесы» логически заключает, что «некрасивость (злоба, равнодушие, эгоизм.) убьет...»

Красота спасет мир / Энциклопедический словарь крылатых слов...

“Красота спасет мир”… Высказывание, приписываемое Ф.М.Достоевскому, цитируется повсеместно – как обнадеживающее, как утешительное, просто как констатация факта. Столь универсально оно на первый взгляд. Вместе с тем, очевиден вопрос: а что имел в виду сам Достоевский? Которое из рассматриваемых значений ближе всего к авторскому замыслу? Если вдуматься, в каком контексте появляется такое высказывание? И в строгом смысле, принадлежат ли Достоевскому именно эти слова?

Похоже, мы имеем дело как раз с тем случаем, когда, в силу широты употребления и кажущейся очевидности авторства, к первоисточнику давно уже никто не обращается и не отсылает. Но давайте все же посмотрим, а как там, у классика?..
Начнем с того, что высказывания в привычном виде – то есть “красота спасет мир” – у Достоевского все-таки нет. Зато есть “мир спасет красота” – разница, на первый взгляд, не принципиальная. Однако обратимся к контексту. Эти слова произносит Аглая Епанчина, героиня романа “Идиот”, и произносит их, так сказать, в списке запрещенных тем: ” – Слушайте, раз навсегда, -не вытерпела наконец Аглая, – если вы заговорите о чем-нибудь вроде смертной казни, или об экономическом состоянии России, или о том, что “мир спасет красота”, то… я, конечно, порадуюсь и посмеюсь очень, но… предупреждаю вас заранее: не кажитесь мне потом на глаза!” (“Идиот”, 4.4, гл.VI). Даже если предположить, что для Аглаи эти темы носят какой-то сокровенный характер, и именно поэтому говорить о красоте она не хочет, то согласитесь: предположить, что Достоевский отождествлял себя с Аглаей Епанчиной, как-то не получается.
Посмотрим, какие представления о красоте и ее силе Достоевский определил для других своих героев. Со слов Мити Карамазова складывается едва ли не обратная картина: “Красота – это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, и определить нельзя потому, что Бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут… Иной высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его и воистину, воистину горит, как и в юные беспорочные годы… Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. В содоме ли красота?.. Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы -сердца людей”, – (“Братья Карамазовы”, Кн.З, гл.III). В современной литературе и печати чаще всего цитируются лишь последние слова – о битве за человека. Между тем, размышления героя о красоте содомской и красоте вышней – это ключик к пониманию проблемы.
Как видно, противоречия здесь нет. Получается, что Достоевский совершенно четко разделяет красоту на высокую и низменную, то есть горнюю и земную. Человек соединяет в себе две эти противоположности, и в этом – опасность и ужас красоты. Часто земная красота, лишенная духовного начала, принимается за красоту истинную. Она несет в себе гибель, ведь в лучшем случае – она лишь отблеск горней красоты, а в худшем – от дьявола.
Вспомните слова Аглаи Епанчиной, когда она смотрит на портрет Настасьи Филипповны: “Такая красота – сила… с этакою красотой можно мир перевернуть!” (“Идиот”, 4.1, гл.VII) И что же, мир перевернулся? Князь Мышкин сходит с ума, Рогожин гибнет – нравственно и физически, сама Настасья Филипповна мертва, и тело ее – пристанище для мухи (любопытнейшая деталь!). Кого спасла такая красота и кого сделала счастливым?
В то же время Достоевский дает ясное указание на то, что для него истинная красота: “Мир станет красота Христова” (Бесы. Подготовительные материалы. Заметки. Характеристики. Планы сюжета. Диалоги. Июнь 1870 г. Продолжение фантастических страниц). Горняя красота есть красота Христа, Сын Божий отождествляется с красотой, подобно тому, как отождествляется со светом и истиной. Эта мысль часто встречается в учениях православных святых отцов. Скорее всего, от них Достоевский воспринял эту идею. В “Записной тетради 1876 1877 годов”, т.е. десятью годами раньше “Идиота”, он писал: “Христос – 1) красота, 2) нет лучше, 3) если так, то чудо, вот и вся вера…” (ЗТ-2, апрель 1876г.) Истинная красота в его понимании тождественна Богу. Другими словами, сказать “мир спасет красота” – все равно что сказать: “Христос есть Спаситель мира”.
По поводу истины о спасительной красоте философ-мыслитель Н.Лосский заметил: “Красота спасет мир” – эта мысль принадлежит не только князю Мышкину (“Идиот”) (еще одна ошибка! – A.M.), но и самому Достоевскому”. Видимо, с его легкой руки (точнее – пера) именно такая формулировка разлетелась по свету. Но как бы то ни было, Лосский также имеет в виду отнюдь не внешние формы. И если кто-то всерьез верит, что худосочный “эталон красоты” на длинных ногах может спасти мир, то это не имеет ничего общего с глубоким нравственным контекстом романов-притч Достоевского.

«...что есть красота и почему ее обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде?» Так писал поэт Н. Заболоцкий в стихотворении «Красота спасет мир». А крылатая фраза, вынесенная в название, известна практически каждому человеку. Она наверняка не раз касалась ушек прекрасных женщин и девушек, слетая с уст очарованных их красотою мужчин.

Это замечательное выражение принадлежит знаменитому русскому писателю Ф. М. Достоевскому. В своем романе «Идиот» писатель наделяет мыслями и рассуждениями о красоте и о ее сути своего героя - князя Мышкина. В произведении не указано, как сам Мышкин говорит о том, что мир спасет красота. Эти слова принадлежат ему, но звучат они опосредованно: «Правда, князь, — спрашивает Мышкина Ипполит, — что мир спасет "красота"? Господа, — крикнул он громко всем, — князь говорит, что мир спасет красота!» В другом месте романа во время встречи князя с Аглаей та говорит ему, как бы предупреждая: «Слушайте, раз навсегда, если вы заговорите о чем-нибудь вроде смертной казни, или об экономическом состоянии России, или о том, что "мир спасет красота", то… я, конечно, порадуюсь и посмеюсь очень, но… предупреждаю вас заранее: не кажитесь мне потом на глаза! Слышите: я серьезно говорю! На этот раз я уж серьезно говорю!»

Как понять известное высказывание о красоте?

«Красота спасет мир». Как высказывание? Этот вопрос вам может задать школьник любого возраста, независимо от класса, в котором он обучается. И каждый родитель ответит на этот вопрос совершенно по-своему, абсолютно индивидуально. Потому что красота воспринимается и видится для каждого различным образом.

Всем, наверное, известно высказывание о том, что можно смотреть на предметы вместе, а видеть их совершенно по-разному. После прочтения романа Достоевского внутри образуется чувство некоторой неясности того, что же есть красота. «Красота спасет мир», - Достоевский произнес эти слова от имени героя как свое собственное понимание способа спасения суетливого и бренного мира. Тем не менее, автор дает возможность ответить на этот вопрос каждому читателю самостоятельно. «Красота» в романе представляется как неразгаданная загадка, сотворенная природой, и как сила, способная свести с ума. Простоту красоты и ее утонченное великолепие видит и князь Мышкин, он говорит, что в мире много вещей на каждом шагу столь прекрасных, в которых их великолепие может увидеть даже самый потерявшийся человек. Он просит посмотреть на ребенка, на зарю, на траву, в любящие и смотрящие на вас глаза.... Действительно, сложно представить наш современный мир без загадочных и внезапных природных явлений, без притягивающего как магнит взгляда любимого человека, без любви родителей к детям и детей к родителям.

Чем же тогда стоит жить и в чем черпать свои силы?

Как представить мир без вот этой чарующей красоты каждого жизненного мига? Это просто невозможно. Существование человечества немыслимо без этого. Почти каждый человек, занимаясь повседневным трудом или любым другим обременяющим делом, не раз задумывался, что в привычной жизненной суете, как бы неосторожно, почти не заметив, пропустил что-то очень важное, не успел заметить красоту моментов. Все же красота имеет некое божественное происхождение, она выражает истинную сущность Создателя, давая возможность каждому приобщиться к Нему и быть подобным Ему.

Верующие люди постигают красоту через общение посредством молитв с Господом, через созерцание сотворенного Им мира и через совершенствование своей человеческой сути. Конечно, понимание и видение красоты христианином будет отличаться от привычных представлений людей, исповедующих другую религию. Но где-то между этими идейными противоречиями все же есть та тонкая ниточка, соединяющая всех в одно целое. В таком божественном единстве тоже таится молчаливая красота гармонии.

Толстой о красоте

Красота спасет мир... Толстой Лев Николаевич высказал свое мнение по этому поводу в произведении «Война и мир». Все явления и предметы, присутствующие в окружающем нас мире, писатель мысленно разбивает на две основные категории: это содержание или форма. Деление происходит в зависимости от большего преобладания в природе предметов и явлений этих элементов.

Писатель не отдает предпочтение явлениям и людям с присутствием в них главного в виде формы. Поэтому в своем романе он так отчетливо демонстрирует нелюбовь к высшему свету с его навсегда установленными жизненными нормами и правилами и отсутствие симпатии к Элен Безуховой, которую, согласно тексту произведения, все считали необыкновенно красивой.

Общество и общественное мнение не оказывают никакого влияния на его личное отношение к людям и жизни. Писатель смотрит на содержание. Это важно для его восприятия, и именно это пробуждает в его сердце интерес. Он не признает отсутствия движений и жизни в оболочке роскоши, зато безгранично любуется несовершенством Наташи Ростовой и некрасивостью Марии Болконской. Опираясь на мнение великого писателя, можно ли утверждать, что мир спасет красота?

Лорд Байрон о великолепии красоты

Для другого знаменитого, правда, Лорда Байрона, красота видится как пагубный дар. Он рассматривает ее как способную соблазнить, опьянить и совершить с человеком злодеяние. Но ведь это не совсем так, красота имеет двойственную природу. И нам, людям, лучше замечать не ее пагубность и коварство, а жизнетворящую силу, способную оздоравливать наше сердце, разум и тело. Ведь во многом наше здоровье и правильное восприятие картины мира складывается в результате нашего прямого психического отношения к вещам.

И все же, спасет ли красота мир?

Наш современный мир, в котором существует сколько социальных противоречий и неоднородностей... Мир, в котором есть богатые и бедные, здоровые и больные, счастливые и несчастные, свободные и зависимые... И что, вопреки всем невзгодам, мир спасет красота? Возможно, и так. Но понимать красоту надо не дословно, не как внешнее выражение яркой природной индивидуальности или ухоженности, а как возможность делать красивые благородные поступки, помогая этим другим людям, и как смотреть не на человека, а на его красивый и богатый по содержанию внутренний мир. Очень часто в своей жизни мы произносим привычные нам слова «красота», «красивый», или же просто «красиво».

Красота как оценочный материал окружающего мира. Как понять: «Красота спасет мир» - в чем смысл высказывания?

Все интерпретации слова «красота», являющегося первоначальным источником для других образованных от него слов, наделяют говорящего необычной способностью практически простейшим образом оценивать явления окружающего нас мира, умением восхищаться произведениями литературы, искусства, музыки; желанием высказывать комплименты другому человеку. Столько приятных моментов, скрытых лишь в одном слове из семи букв!

У каждого свое понятие красоты

Безусловно, красота понимается каждым индивидуумом по-своему, и каждое поколение имеет свои критерии красоты. В этом нет ничего плохого. Всем давно уже известно, что благодаря противоречиям и спорам между людьми, поколениями и нациями, может родиться только истина. Люди по своей природе абсолютно различны в понятиях мироощущения и мировосприятия. Для одного хорошо и красиво, когда он просто опрятно и модно одет, для другого плохо зацикливаться только на внешнем виде, он предпочитает развивать свой и повышать интеллектуальный уровень. Все то, что каким-то образом относится к пониманию красоты, звучит из уст каждого, исходя из его личного восприятия окружающей действительности. Романтические и чувственные натуры чаще всего восторгаются явлениями и предметами, созданными природой. Свежесть воздуха после дождя, осенний лист, упавший с веток, огонь костра и чистый горный ручей - все это красота, которой стоит постоянно наслаждаться. Для более практичных натур, опирающихся на предметы и явления материального мира, красота может заключаться в результате, например, заключенной важной сделки или выполнения определенного ряда строительных работ. Ребенка несказанно порадуют красивые и яркие игрушки, женщина обрадуется красивому ювелирному изделию, а мужчина увидит красоту в новых литых дисках на его машине. Кажется, одно слово, а сколько понятий, сколько различных восприятий!

Глубина простого слова «красота»

Красоту также можно рассматривать и с глубинной точки зрения. «Красота спасет мир» - эссе на эту тему может быть написано каждым абсолютно по-разному. И мнений о красоте жизни будет уйма.

Одни люди действительно считают, что мир держится на красоте, а другие скажут: «Красота спасет мир? Кто сказал вам такую глупость?» Вы ответите: «Как кто? Русский великий писатель Достоевский в своем знаменитом литературном произведении "Идиот"!» А вам в ответ: «Ну и что, может быть, тогда красота и спасала мир, сейчас же главное другое!» И, возможно, даже назовут, что именно для них главное. И все - доказывать свое представление о прекрасном не имеет смысла. Потому что вы можете, видите это, а ваш собеседник в силу своего образования, социального статуса, возраста, пола или другой расовой принадлежности никогда не замечал и не задумывался о наличии красоты в том и или другом предмете или явлении.

В заключение

Мир спасет красота, а мы, в свою очередь, должны суметь спасти ее. Главное - это не разрушить, а сохранить данную Создателем красоту мира, его предметов и явлений. Радуйтесь каждому мгновению и возможности видеть и чувствовать прекрасное так, как будто это ваш последний жизненный миг. И тогда у вас даже не возникнет вопроса: «Почему красота спасет мир?» Ответ будет ясен как само собой разумеющееся.

Хочу обратить ваши взоры на ту эпоху, когда двадцатый век еще был в самом разгаре, длилась еще только его первая треть, и Макс Шелер в 1927 году по инициативе Отто Кайзерлинга в городе Дармштадт в Германии читал четыре часа доклад о месте человека в космосе. Это так и называлось: о месте человека, о положении человека, монополии человека в целостности живого мира. Потом из этого доклада получилась книжка "Положение человека в космосе". И вот мне хотелось бы соизмерить две стороны дела: экономической морали, экономики, и философии.

Продолжаются эти линии, конечно, через человековедение. Вот то, что мы имеем у Шелера, - а Шелера сегодня очень стоит упомянуть хотя бы потому, что он заставил нас подумать всерьез о том, что есть личность в космосе: личность он отождествил с духом, то есть он назвал личность Person, которая является духом, Person ist Geist.

Я вспоминаю, что в Японии тоже был когда-то курс на европеизацию, но при этом синтоистские принципы обновления и чистоты, - есть таких два принципа: обновления и чистоты, - сыграли решающую роль в том, чтобы Япония осталась, прежде всего, Японией, которая так и не построила Эйфелеву башню, потому что она ей не нужна. Потому что абсолютно ясно, что для того, чтобы Япония осталась Японией, нужна была функциональная, действующая ментальность Японии, ее традиции. Значит, это называется у Макса Шелера, которого я сегодня так эксплуатирую, Geist. Gelst - дух. Дух есть тождество Person, то есть личности. Та теория, с которой я выступал уже на страницах нашего уважаемого сборника, носит название гиперличностной теории. Она очень близка в чем-то - в данном аспекте - тому подходу, который Макс Шелер в 1927 году и провозгласил.

То есть если мы сегодня занимаемся нашим человеком, нашей экономикой, то, естественно, экономика, если мы будем логичны, никогда не может быть похожа на экономику возле Эйфелевой башни или возле какого-то синтоистского храма. Она должна быть нашей экономикой. Этого нет, не было и никогда не будет в другом месте и в другом духовном пространстве.

Чем должна заниматься философия? Она должна быть чем-то вроде режиссерши, она должна быть режиссером. (Иногда говорят женщины о себе, что они поэты, а не поэтессы.) Так вот, философия должна быть режиссером духовного пространства, и не надо приседать и говорить опять, что это не наука и так далее. Философия собирает почему-то самых-самых поднаторевших в мышлении людей. Давайте это признаем. Вы посмотрите, какие там интересные люди: Биант - несколько десятков веков тому назад, Платон, чуть позже - тоже неглупый человек, или Аристотель - тысячи лет влиял на людей... Так что, давайте не будем...

Но дело в том, что, действительно, строить духовное пространство без людей, которые умеют создать альтернативу, а не конфликт, очень трудно. Духовное пространство у нас строится в буквальном смысле слова, - журналисты пусть меня простят, - журналистами-полузнайками, которые абсолютно никакого отношения не имеют к тому, что называется нашей истинной ментальностью, которая хоронится под обломками первых попавшихся мыслей, которые тут же, не выдерживая никаких испытаний временем, гибнут, потому что это даже не мысли, это дьявольщина, это какая-то самая настоящая система наваждений, когда манифестируется приоритетность телесности, организменности, экономическое и человеческое превосходство надо мной некоего "нового русского" ... Да он не русский, и не новый" Это чушь.

То есть мы заведомо признаем приоритет экономики в форме существования ее, так сказать, "колбасной ипостаси" в быту. Как же ты будешь жить, скажут мне, если у тебя не будет колбасы? А я не хочу колбасы. Я ее почти не ем. Разве что на халяву, когда совершенно голоден. Все. Не хочу я Эйфелевой башни, а я хочу, чтобы была русскость, которая гибнет на каждом шагу. Кто ею будет заниматься? Человек, который разбирается в этом, который залез в эту духовность, который за нее готов отдать жизнь. И поэтому за систему построения альтернативы целиком отвечают культурные люди.

Когда-то замечательный поэт Мандельштам сказал: "...красота - не прихоть полубога, а хищный глазомер простого столяра". А? Мощь-то какая1 Это не прихоть полубога, это не прихоть философа. Красота спасает мир в своем ежедневном проявлении, а не где-то у Достоевского. Достоевский, простите, это высосал из менталитета народа.

Как великий человек, он сформулировал это, ведь народ чувствует, как ему нужна красота поступков, народу нужно ради чего-то работать, а не ради накопления, даже не ради денег, не ради богатеньких "новых русских". Мы накопили вместо благо - состояния Благо - состояние "новых русских". И так будет всегда продолжаться, если не будет приоритета высокого переживания, не будет приоритета увлеченности красотой.

Французы говорят: кто отсутствует, тот не прав. И сегодня альтернатива со стороны умных людей, так называемой интеллигенции, настолько ветхая, слабая, настолько безжизненная, настолько невеселая, настолько нерасторопна наша интеллигенция сегодня, что просто диву даешься, как мы не понимаем, что мы же по собственной вине отсутствуем на пиру - как там у Остапа Бендера? - на пиру жизни мы чужие.

Так зачем мы себя делаем чужими? Ведь именно по причине нашего отсутствия то пространство, которое мы не заполняем, - свято место пусто не бывает, - заполняют те люди, которые выдают нам полуфабрикаты мыслей и не обобщают опыт XX столетия, которое по системе, намеченной еще Платоном и именуемой, как известно, феноменом "возвращения", должно обживаться только сейчас. Мы обживали девятнадцатый век в двадцатом, мы строили коммунизм по Марксу и прочим. Поэтому сейчас XX век помочь обжить всему нашему народу должны именно философы, именно они способны войти в какие-то новые положения духовности, разобраться в условиях самого существования духовности первыми - ведь такие условия не могут возникнуть сами по себе, без как бы подсказки мозга народного, то есть лучших, самых разумных его представителей.

Да и потом, если говорить с точки зрения теории гиперличности, или страны-гиперличности, то можно вспомнить еще одного умного человека, о котором мы почему-то, извиняясь, всегда вспоминаем (как часто о добрых, хороших, умных людях), - речь идет о Пиндаре. Он когда-то написал в пифийской оде, по-моему, в 11, в 72 стихе, что, поняв себя, следуй этому, будь таким, каким ты себя понял, то есть - возвратимся к нашим примерам - не строй синтоистские храмы, не строй здесь Эйфелеву башню. Это самое естественное, самое правильное. И тогда не надо делать революций, тогда можно осуществлять реформы.

Философ должен создать удобную, я бы сказал, выгодную систему условностей, потому что все взгляды всегда суть система условностей, но опирающаяся на данные позитивной науки. Обыденное сознание сегодня успешно путают со здравым смыслом - это совершенно разные вещи.

Здравый смысл - это от Бога. Пожалуй, и по Марксу, Шелеру, и по Карлу Мангайму, который, кстати, ученик Макса Вебера. Здравый смысл внеположен человеку. Жизнь меньше, чем бытие, бытие необъятно. Приоритет телесности, который сегодня господствует, это приоритет люмпена, это примат самого страшного, что было в большевизме, в котором были и прекрасные намерения. Почему они не осуществились? Я твердо убежден, что причина заключается в расчеловечевании Человека, в обезбоживании (читай: противоестественности) его деятельности, в победе субкультурного обыденного сознания над истинным здравым смыслом.

Высокость, естественная для развития человеческого существования, перенесена в разряд высокопарности, патетики и т.д. Я испытывал это на собственной шкуре всю жизнь, потому что всегда почему-то там, где надо бы извиняться за низость выражений, парадоксально извинялись за высокость. Кстати, я предложил бы нашему телевидению по утрам приносить извинения именно за низкий стиль, а не просить прощения, когда кто-то высказывается в высоком.

Короче говоря, для того, чтобы придти к выводу о том, что умное не гниет, не становится прахом, очень, оказывается, много усилий нужно именно со стороны философов, а проще говоря, людей, которые любят добро. Почему я так говорю? У Плотина есть "второй божественный уровень существования", так вот - этот "второй божественный уровень" соответствует примерно тому, что я назвал бы зоной оптимальных психических и интеллектуальных напряжений и что, кстати, согласуется с утверждением Станислава Графа, медиков, экспериментаторов экстра класса. И это означает, что люди, которые не напрягаются вдоволь, находясь в низинах Духа, где их силы, как бы вечно недозатрачиваемые, не восстанавливаются. Они не имеют энергии для экономических успехов, для личностных успехов, они, в конце концов, ничего не имеют.

А вот дойти до мысли о том, что ты, оказывается, будешь уставать гораздо меньше, если ты будешь больше работать, простой человек сегодня может с трудом. Когда-то он имел возможность додуматься до этого благодаря религиозному сознанию. Сегодня же мы имеем чаще всего фантом религиозного сознания, то есть квазирелигиозное сознание.

На глазах подлинно исчезает сущность нашего менталитета, самое интересное, что у нас было, - поэтичность нашего общества.

При слове "поэтичность", заметьте, моментально возникает у многих интуитивное противление. Тем более, когда речь идет об экономике. Дело в том, что время... Я придумал еще одну теорию: время - это энергия. У мухи, между прочим, когда я ее хочу убить, представление о том, как движется моя рука, совершенно иное, нежели у меня; для нее она движется очень медленно, муха чешет лапкой за ухом в это время и говорит себе, - если она говорит: как медленно он опускает руку. То есть деятельностный миг мухи во много раз больше моего. А в российском году - 6-7 месяцев...

Нам нужно учиться у мухи переживанию времени, учиться через поэзию, через напряжение души, через вхождение в высшую духовность гиперличности всей страны, всего общества. Тут надо еще и философу объяснить, что общество и государство - это антиподы, также как дух и душа - противники. Об этом есть целая книга у Людвига Клагеса.

Культура есть радость и источник энергии. Если сегодня профессиональный разговор, так почему же мы этого всего не слышали еще? Я надеюсь, что после того, что я сказал, все заговорят о любви. (Шум в зале.) Есть очень серьезная фраза у философа Данте. Он говорил, заканчивая свою "Божественную комедию": "L"amor che muove"l sole е gl"altri stelle" "Любовь, которая движет солнцем и другими звездами...". Вот в чем дело.

Так вот, эта любовь, которая есть любовь не вообще к экономике или к мошне, или даже к каким-то деньгам, за которые я могу купить то, что мне нужно. Сократ говорил: вот несут то, что мне не нужно. Да, специфика, которая есть у нашей ментальности, может быть раскодирована сегодня только при помощи культурных сил, весьма культурных, которые могут действительно спуститься по транспоральному руслу вниз, в историю этого народа, понять, что такое русскость, которая гибнет. Ведь мы ее удивительно сейчас дисперсировали, растранжирили.

Мы спрятались под колпаком так называемой российскости, мы забыли очень и очень многие вещи, которые без называния вслух теряют свою ценность со скоростью немыслимой. Превращается в прах то, что, может быть, самое ценное, уникальное для всего нашего Эгрегора, как говорят мистики, визионеры, для всего всеземного, всечеловеческого.

Но самое главное я хотел бы подчеркнуть: для того, чтобы строить экономику, нужно дать возможность людям почувствовать, что бытие, которое они оналичивают, то есть делают наличным, подлинным, существует совершенно независимо от политики и экономики. И при Клеоне, и при Перикле люди писали стихи, и если мы не забыли Перикла, то Клеона никто не помнит. В любую эпоху всегда существовала мысль, красота и так дальше. Так вот красота, - то, что я хотел бы сделать эпиграфом своего выступления, я еще раз повторю в конце, - это "не прихоть полубога", это насущный хлеб, это "хищный глазомер". Глазомер, который соединяет в себе при помощи некой тотальной диалектики, а не философии, именно диалектики, во-первых, какой-то интуитивный, если можно так выразиться, расчет бессознательного ума, - а Юнг употреблял такую пару слов, - и, во-вторых, то, что мы называем великой поэзией. Вот какая красота нас спасет.