Тюменская областная научная библиотека имени дмитрия ивановича менделеева. Певец русской природы – Михаил Пришвин Когда били колокола…

«Весна света»

Многолетние наблюдения, как рассказали её организаторы, привели М.М. Пришвина к открытию особого явления природы, которое он первым определил как «весну света». Приход весны по Пришвину начинается во время февральских метелей и кончается майским расцветом растений и песнями всех птиц. Это пришвинское определение бытует и сегодня. Поэтому выставка так и названа.

Здесь можно увидеть подлинные вещи из дома на Комсомольской (ныне Вифанской) улице Сергиева Посада, переименованного в те годы в Загорск, где с 1926 по 1937 год – почти одиннадцать лет! – жил Михаил Михайлович.

В витринах – книги с произведениями Пришвина разных лет издания, копии его рукописных дневниковых записей; на стендах – многочисленные фотографии , сделанные писателем, фотографии и портреты писателя и его окружения. Специально для выставки воссоздан макет кабинета Пришвина.

Среди многочисленных экскурсионных групп, уже побывавших здесь, немало приходит и приезжает детей. Они подолгу стоят и переговариваются у стендов с чучелами животных и птиц (из Дарвиновского музея), обитающих в подмосковных лесах. Именно на таких охотился Пришвин, ярко описывал их в своих произведениях.

На выставке вы не только близко познакомитесь с Пришвиным – охотником и защитником природы, с бытом его семьи, но и узнаете, с кем он дружил, где бывал и что видел…

В рамках юбилейной выставки состоялась научная конференция «Михаил Михайлович Пришвин в культуре ХХ века: к 140-летию со дня рождения». В работе конференции принимали участие ведущие специалисты, изучающие творчество писателя, музейные работники , краеведы, преподаватели вузов. В докладах поднимались такие темы, как «М.М. Пришвин и В.В. Розанов», «Природа и творчество: М.М. Пришвин и Б.Л. Пастернак», «Загорск 1930 года по дневникам и фотографиям М. М. Пришвина», «М.М. Пришвин и судьба Черниговско-Гефсиманского скита. 1920-1930-е годы», «Клычков и Пришвин», «Город Сергиев Посад и его окрестности в произведениях, дневниках и фотографиях М.М. Пришвина 1926-1929 годов» и многие другие.

В завершение был показан документальный фильм о семье Пришвиных, подготовленный калужскими краеведами. Гости конференции выразили благодарность музею за интересную программу и хорошую организацию мероприятия. Было высказано единодушное мнение о необходимости установки в Сергиевом Посаде памятника М. М. Пришвину.

Сегодня мы обращаемся к потаенным сторонам личности этого выдающегося русского писателя-философа.

В Загорске

Удивительно, как Михаил Михайлович Пришвин сумел, несмотря на «невиданные перемены» в России после 1917 года, сохранить свой мир, своё «я»…

Считается, что годы жизни писателя в Сергиевом Посаде были периодом его творческого подъема. За эти годы им подготовлены и изданы несколько собраний его сочинений, создаются и печатаются отдельными изданиями части романа «Кащеева цепь», многочисленные рассказы. Жизнь Загорска и его окрестностей отражена во многих произведениях Пришвина: в поэме «Девятая ель», в книге «Журавлиная родина», в рассказе «Тайны творчества», в Дневниках 1926-1937 и последующих годов.

Но тогда же, когда город преподобного Сергия был переименован в Загорск, писатель наблюдал за уничтожением колоколов Троице-Сергиевой лавры. И, как увидим дальше, не мог к этому спокойно относиться.

Когда били колокола…

Увлечение фотографией – одна из граней потаённого Пришвина. В его фотоархиве – более двух тысяч негативов.

Свою первую книгу «В краю непуганых птиц» Пришвин решил иллюстрировать собственными фотографиями. Было это в 1905-м. Тогда он впервые в жизни и взял в руки фотоаппарат. А немецкая «Лейка», большая редкость по тем временам, появилась у писателя лишь 20 лет спустя.

Он снимал природу не панорамно, а вглядываясь в какие-то мгновения.

Любимый образ Пришвина и в литературном творчестве, и в фотоискусстве – паутинка. Это – образ мира: с одной стороны – сложный, с другой – хрупкий.
Но в объектив фотоаппарата Пришвина попадает отнюдь не только природа.

В дневнике писатель, человек глубоко верующий, называет себя «свидетелем эпохи» и подчеркивает, что просто не может не снимать.

Практически все негативы он никому не показывал, хранил отдельно, в конвертиках, склеенных собственноручно из папиросной бумаги и в коробках из-под конфет и сигарет.

Писатель отлично понимал, что обнародовать большинство из этих снимков – значило если не подписать себе смертный приговор, то лишить себя свободы на многие годы.

На коробке с сотнями негативов, которые он сделал зимой 1929-1930 годов, рукой Пришвина написано: «Когда били колокола…». У этой серии снимков двойной смысл: били – звенели и били – разбивали.

Сегодня на эти снимки, где мужики сбрасывают колокола с соборов Троице-Сергиевой лавры, нельзя смотреть без боли. Рудметаллторгу были тогда сданы 19 колоколов общим весом 8165 пудов. А в дневнике писатель записывал свои мысли по этому поводу:

«22 ноября. В Лавре снимают колокола, и тот, в 4000 пудов, единственный в мире, тоже пойдёт в переплавку. Чистое злодейство…».

«8 января. Вчера сброшены языки с «Годунова» и «Карнаухого». «Карнаухий» на домкратах. В пятницу он будет брошен на «Царя» с целью разбить его. Говорят, старый звонарь пришёл сюда, приложился к колоколу, простился с ним: «Прощай, мой друг!»…».

«9 января. На колокольне идёт работа по снятию «Карнаухого», очень плохо он поддается, качается, рвёт канаты, два домкрата смял…».

«28 января. Падение «Годунова» (1600–1930) в 11 утра. А это верно, что «Царь», «Годунов» и «Карнаухий» висели рядом и были разбиты падением одного на другой. Так и русское государство было разбито раздором. Некоторые утешают себя тем, что сложится лучше. Это всё равно, что говорить о старинном колоколе, отлитом Годуновым, что из расплавленных кусков его бронзы будут отлиты машины и красивые статуи Ленина и Сталина …».

«3 февраля. Трагедия с колоколом потому трагедия, что все очень близко к самому человеку… Страшна в этом некая принципиальность – как равнодушие к форме личного бытия служила медь колоколом, а теперь потребовалось, и будет подшипником. И самое страшное, когда переведёшь на себя: – Ты, скажут, писатель Пришвин, сказками занимаешься, приказываем тебе писать о колхозах…».

Писатель долго не мог опомниться после увиденной им в Сергиевом Посаде картины варварства. В дневнике он сделал такую запись: «1930, 30 ноября. Приближается годовщина уничтожения Сергиевских колоколов. Это было очень похоже на зрелище публичной казни».

Фотографии Пришвина помогли при возрождении лаврских звонов. Эта работа велась на рубеже прошлого и нынешнего столетия под руководством председателя общества церковных звонарей, главного звонаря храмов московского Кремля и храма Христа Спасителя Игоря Васильевича Коновалова.

Удалось восстановить колокола «Первенец» и «Благовестник» и самый большой в России и во всем христианском мире «Царь-колокол». Высота его 4,55 метра, диаметр 4,5 метра. Он весит 72 тонны, а его язык – почти тонну. В 2002 году колокол отлили на Балтийском заводе в Санкт-Петербурге, а в 2004 году «Царь» наконец воссоединился с хором голосов Лаврской колокольни .

«Для изучения утраченных лаврских благовестников, – пишет Игорь Васильевич Коновалов, – впервые было проведено сканирование с большим разрешением фотографических негативов писателя Михаила Михайловича Пришвина, бывшего в Троице-Сергиевой лавре во время сброса колоколов и оставившего более 200 негативов с изображениями осколков колоколов, целых, стоящих на земле больших и малых лаврских колоколов…».

Уникальную работу по реанимации негативов поручили сергиевопосадскому мастеру-фотографу Николаю Соловьеву. Ему предстояло проявить негативы, после чего путем многократного увеличения сделать выставочный вариант снимков.

Позднее Николай Николаевич рассказывал, с каким волнением приступал он к этой работе, как испытал внутреннее потрясение от увиденного на снимках, как открывал для себя ещё одну грань таланта Пришвина - талант фоторепортера.

«Пишите уж про своих птичек…»

Как «певца природы» пыталась осмыслить его критика сталинских времён. И для писателя это было не без пользы: если бы стали докапываться до основ его мировидения, литературная жизнь Пришвина оказалась бы намного сложнее.

Правда, ещё до создания в 1934 году Союза писателей он был атакован за свои воззрения как чуждые партийной идеологии со стороны представителей литературной группировки РАПП. В 1930 году в периодической печати одна за другой появились несколько статей, громивших творчество писателя. Пришвину инкриминировался уход от классовой борьбы, «преображение действительности в волшебную сказку», «оправдание старины»… Это «один из способов борьбы против нашей советской культуры», писали критики.

Затем всё как будто улеглось, хотя кто в те времена был застрахован от новых нападок.

Почему в годы репрессий, коснувшихся и выдающихся деятелей литературы и искусства, не арестовали Пришвина? Может быть, потому, что такие «идеологически выдержанные» писатели, как Фадеев, его очень уважали.

Доносы на Пришвина наверняка были. Ходу им не давал, скорее всего, сам Сталин. Рассказывают, что однажды на вопрос Сталина, не хочет ли уважаемый товарищ Пришвин написать что-нибудь о социалистическом строительстве в СССР, классик советской литературы, который уже перед революцией считался мэтром, стал что-то увлеченно бубнить о птичках.

«Ладно! – неожиданно согласился вождь. – Пишите уж про своих птичек…».

Иванов-Разумник

В своем доме в Сергиевом Посаде – Загорске он продолжал принимать людей, многие из которых были расстреляны, сгинули в ГУЛАГе.

Вот на фотографиях Михаила Михайловича семья Трубецких (их всех расстреляли), которая до ареста тесно общалась с писателем. А чтобы не умереть с голоду, – Трубецкие, как и Пришвин, который, как известно, очень любил заниматься этим, вынуждены были охотиться.

К чести Михаила Михайловича подпись его не стоит ни под одним коллективным «обличительным» письмом. Ссылаясь на то, что стар, болен, не бывал он и на показательных судах над писателями.

Зато в судьбе Иванова-Разумника Пришвин принял самое деятельное участие. Когда видный теоретик эсеровского движения, создатель литературной группировки «Скифы» (в неё входили Есенин, Андрей Белый, Блок, Петров-Водкин…) был в третий раз освобождён из лагеря, Михаил Михайлович добился, чтобы тот жил у него… легально!

Бонч-Бруевич – соратник Ленина и, кстати сказать, основатель Литературного музея – командировал Иванова-Разумника к Пришвину для разбора его архива.

За этой работой Михаил Михайлович сделал блистательный фотопортрет Иванова-Разумника – редчайший снимок, который уже в наше время отпечатали с негатива.

«За каждую строчку моего дневника - десять лет расстрела»

Первые дневниковые записи Пришвина относятся к 1905 году. А последние сделаны в 1954-м – незадолго до кончины Михаила Михайловича.

Дневник писателя, посвящённый трагическим страницам истории ХХ века, совершенно меняет наше представление о Пришвине как «певце природы».

Впервые без всяких сокращений дневник писателя – литературный архив в 25 томов, единственный такого масштаба, который хранится в России, – публикуется отдельными книгами только в 1990-е, после отмены цензуры.

И перед нами предстал неизвестный Пришвин – современник гонений на Церковь, глубоко и остро переживавший разрушение храмов, разрушение веры, жестокость окружающей действительности…

«1918, 21 февраля. В чем же сказалась наша самая большая беда? Конечно, в поругании святынь народных: не важно, что снаряд сделал дыру в Успенском соборе – это легко заделать. А беда в том духе, который направил пушку на Успенский собор. Раз он посягнул на это, ему ничего не стоит посягнуть и на личность человеческую».

«1926, 23 ноября. Учитель, посетивший Троицкую лавру с экскурсией, сказал при виде «Троицы» Рублёва ученикам: «Все говорят, что на этой иконе удивительно сохранились краски, но краски на папиросных коробочках по маслу гораздо ярче».

Толпа каких-то уродливых людей окружила мощи преп. Сергия, молча, разглядывая кости под стеклом, наконец, один сказал:

– Нетленные!

И все загоготали».

Ведение дневника превратилось для Пришвина в органическую потребность, в условие существования.

В самые трудные и опасные 1937-1939 годы он писал мельчайшим почерком в маленьких записных карманных книжках (записи можно прочесть только с помощью лупы).

В начале Великой Отечественной войны, осенью 1941 года, 70-летний писатель, покидая Москву, единственное, что захватил с собой,- это чемодан с рукописями дневника.

Когда враг подступал к Ярославскому краю, где Пришвин жил в деревне Усолье, писатель заклеил свои дневники в старую резиновую лодку, чтобы зарыть их в лесу на случай, если придётся уходить из окружения.

«Нёс я эти тетрадки,- пишет Пришвин,- эту кладовую несгораемых слов за собою всюду… Мои тетрадки есть моё оправдание, суд моей совести над делом жизни».

Перефразируя печально известное «десять лет без права переписки», он говорил жене:

«За каждую строчку моего дневника - десять лет расстрела».

Писатель никому, кроме жены, не показывал свои записи.

«Боже мой! – пишет Михаил Михайлович в дневнике на склоне лет. – Как нелегко жилось, как удалось уцелеть! И я хочу все-таки в биографии представить жизнь эту как счастливую».

«Осударева дорога»

Пришвин много ездил по стране. Из каждой поездки привозил десятки снимков. От его взора не ускользали ни Уралмаш, куда он отправился с бригадой писателей, ни строительство Беломорканала, где он фотографировал зэков и куда приехал в связи с тем, что писал книгу «Осударева дорога».

При Петре I мужики тащили по каткам через Карельский перешеек в Ладогу суда, сделанные на Архангельских верфях. Для этого они проделали огромные просеки, которые назывались Осударева (Государева) дорога. А за ними двигалась виселица. За плохую работу или провинность вешали.

Самое поразительное: когда в 1930-е стали строить Беломорканал, его проложили фактически по тому же пути – по Осударевой дороге. И хотя не было виселиц, люди умирали от недоедания, от перенапряжения.

Этот факт Михаила Михайловича поразил. Он писал «Осудареву дорогу», раздумывая о том, что за 200 с лишним лет после Петра в попытках вывести страну вперёд на костях её народа мало что изменилось.

Дунино

Писателю было уже 63 года, когда распался его первый брак. В конце 1930-х Михаил Михайлович встретил Валерию Дмитриевну, дочь царского офицера, отсидевшую в лагере два года. Человек необыкновенного ума и красоты, она стала, по словам писателя, радостью его жизни. Её замечательный фотопортрет Пришвин назвал «Царица».

После Великой Отечественной до последнего года своей жизни Михаил Михайлович с Валерией Дмитриевной проводили каждое лето в деревне Дунино под Звенигородом, что в 50 километрах от Москвы на живописном берегу Москвы-реки.

В мае 1946 года Пришвин купил этот дом, образец усадьбы, сложившейся в начале ХХ века, близ которой в годы Великой Отечественной проходила передовая и где размещался эвакуационный госпиталь, у Н.А. Лебедевой-Критской. Семья Лебедевых-Критских была тесно связана с известными общественными деятелями России и выдающимися представителями отечественной культуры.

Дунинская усадьба с её аллеями и лугом, вековыми липами и елями, яблоневым садом была неиссякаемым источником вдохновения писателя. Именно здесь можно почувствовать истоки творческой личности Пришвина, уходящие в детство, на его родину, в материнское имение Хрущево под Ельцом.

«Усадьба Дунино пришла ко мне в точности, как замещение Хрущева», - записывает Пришвин в дневнике.

В столовой в ранний «предрассветный час» (с 4 до 7-8 часов утра) Пришвин начинал свой день работой над дневником. Он – и это не преувеличение! – буквально жил им.

И дневник, и негативы фотографий, которые могли попасть в «нехорошие руки», Валерия Дмитриевна тщательно прятала после смерти писателя. Она занималась единственным делом: перепечатывала на машинке дневник Пришвина.
Боясь обыска, она заказала два оцинкованных ящика, и запаянный в них архив закопала.

Её стараниями была сохранена в неприкосновенности вся обстановка дома, позднее здесь был создан музей, работавший многие годы на общественных началах.

В.Д. Пришвина, при которой музей стал научным центром пришвиноведения, вела издательскую работу по творчеству Пришвина, стала публикатором новых материалов из огромного архива писателя, автором книг о его жизни и творчестве.

В 1979 году дом по завещанию Валерии Дмитриевны был передан в дар государству.

С 1980 года дом-музей Пришвина в Дунино – филиал Государственного литературного музея. Он включает кабинет писателя, столовую, веранду и комнату Валерии Дмитриевны Пришвиной.

А последняя дневниковая запись писателя появилась 15 января 1954 года – за несколько часов до кончины Михаила Михайловича:

«…мир существует таким, каким видели его детьми и влюблёнными. Всё остальное делают болезни и бедность».

Уютная, хотя и очень скромная обстановка дома, после знакомства с хранившимся в этом доме дневником Михаила Михайловича, пришвинскими фотографиями, наполняется новым смыслом, свидетельствуя о внутренней свободе жившего здесь человека, о победе над временем писателя, сумевшего не подчиниться жестокому веку.

…Теперь в Дунино – высокие глухие заборы , а за ними – самые живописные места на берегу Москвы-реки, столь любимые писателем. Скромную обитель писателя-отшельника теснят особняки-монстры наступившей эпохи…. Молимся, чтобы на этом рубеже они и были остановлены…

Хочется верить, что Пришвин, которого пытаются отгородить от нас, людей неведомого ему века, новые «хозяева жизни», найдет путь к сердцам тех, к кому относится дневниковая запись от 13 июня 1952 года, выразившая одно из коренных убеждений писателя:

«Быть русским, любить Россию – это духовное состояние».

Посмотрел, наконец, в мультимедийном центре Ольги Свибловой на Остоженке выставку фотографий Михаила Пришвина снятых им в 1930-1936 в Троице-Сергиевой Лавре, в Кабардино-Балкарии, на Беломорканале, Соловках, Дальнем Востоке. Пришвина-писателя я с юности очень любил. Точнее любил и люблю его записи и рассказы о природе и об охотничьих собаках, которые считаю непревзойденными в русской литературе (Соколов-Микитов, Сетон-Томпсон, вот писатели, в ряду которых я Пришвина узнал и полюбил). Кроме собрания сочинений Пришвина (издания 1956 гг). я в последние годы купил и выборочно, хотя и помногу читал впервые полностью изданные его дневники, которые он почти ежедневно вел в продолжении 40 с лишним лет (купил тома дневников с 1914 по 1939 гг. , тома последующих лет еще не купил). Был и в доме-музее Пришвина в Дунино, где мне разрешили подержать в руках его ружье, оказалось оно 20 калибра, очень легкое, почти что женское.

Кроме того, что Пришвин написал и опубликовал он был непревзойденным, очень интересным, может быть, великим фотографом. Много сот фотографий были сделаны им во время путешествий и поездок в 1920-1930-ых годах и позже. Небольшая часть их опубликована в качестве иллюстраций и вкладок в его книгах и помещена на форзацах изданных томов дневников. Большинство этих фотографий являются уникальными историческими свидетельствами жизни в нашей стране простого народа. Как фотограф природы Пришвин тоже совершенно замечателен. В сфере фотографирования природы продолжателем стиля Пришвина-фотографа, хотя совершенно самостоятельным, по-моему, был великолепный очеркист и фотограф Василий Песков, а стиль великого фотографа природы Вадима Гиппенрейтера уже сильно отличается от пришвинского. Выставка фотографий Пришвина в Мультимедийном центре Ольги Свибловой, о которой я говорю, видимо, вообще первая выставка его фотографий и в СССР и в России. Как оказалось, фотографии на этой выставке сопровождаются избранными цитатами из дневников Пришвина помещенными на стенах рядом с фотографиями.

Экспонируемые на выставке двести или около того и напечатанные, видимо, специально для этой выставки фотографии Михаила Михайловича Пришвина (все материалы из Литературного музея) были сняты им, как я уже сказал, в 1930-1936 гг (если не путаю) во время поездок и путешествий. Самые знаменитые из них и достаточно часто публиковавшиеся - серия фотографий сделанная в Троице-Сергиевой Лавре в 1931 гг.. На этих фотографиях Пришвин запечатлел, как уничтожались - сбрасывались с колокольни и разбивались на земле знаменитые колокола Лавры (вес самого большого из них достигал 4000 пудов т.е. 48 тонн). Фотографии сопровождаются на выставке выдержками из дневниковых записей, которые Пришвин делал непосредственно в то время, когда в течение нескольких дней наблюдал акцию по уничтожению колоколов. Качество печати этих фотографий удовлетворительное.

Другие экспонируемые фотографии Пришвина, тоже, видимо, напечатаны для выставки специально. И напечатаны, по-моему, не очень хорошо. Во всяком случае качество их печати как мне кажется сильно отличается (может быть из-за увеличения) от качества печати самим Пришвиным своих фотографий. Но это не очень важно. Главное, из-за чего я и пишу об этой выставке, что фотографии Пришвина оставляют и вызывают у зрителя (во всяком случае у меня) очень тяжелое впечатление от сравнительно недавнего прошлого страны. Очень, очень тяжелое впечатление возникает, когда видишь, как власти обращались с народом, в каких условиях работали и жили люди. Тяжелое чувство горечи производят эти фотографии. Очень жаль людей, вообще очень жаль народ, когда рассматриваешь на пришвинских снимках заключенных людей работающих на Беломорканале, разрушенные Соловки, крестьянских женщин работающих на лесосплаве на Пинеге, людей на пристани во Владивостоке, на празднике на стадионе в Кабардино-Балкарии - все это рассматриваешь подробно (хотя качество напечатанных фотографий, повторю, так себе и лица людей зачастую плохо видны) . И когда смотришь, думаешь, что непонятно даже, как народ вообще выжил и вынес эту ломку и все это. Как мы, два-три последних поколения вообще могли родиться после того, что советская власть делала с людьми, с крестьянством в 20-е и 30-ые годы..

Единственная отдушина на выставке, где зрителю становится приятно - небольшой раздел с пришвинскими фотографиями охотничьих собак и природы, но он очень маленький, к сожалению, хотя фотографировал в природе Пришвин, как известно, очень много.

Организаторам этой выставки большое, большое спасибо. Как бы то ни было фотографии Пришвина сделанные в 20-е и 30-ые годы дают нам сегодня возможность увидеть, представить и подумать о том, что тогда происходило с нашей страной. И фотографии Пришвина действуют в этом отношении на зрителя намного сильнее, чем его дневники или изощренные и знаменитые фотографии Родченко, фотографии Шойхета и других профессиональных фотографов, снимавших для советских журналов и изданий (хотя сужу я об этом только по своему читательскому и зрительскому опыту).

P.S. Билет для пенсионеров в мультимедийный центр Ольги Свибловой стоит всего 50 рублей, в отличии от 150 или 200 рублевого - точно не помню - билета для пенсионеров в Третьяковку (хотя Свиблова не Третьяков, завещавший городу свою коллекцию и галерею с условием, что ее посещение будет для всех бесплатным).

19.01.2018

Книжно-иллюстративная выставка "Симфония красок русской природы". 145 лет со дня рождения М. Пришвина.

… Только о людях и думаю

В Тюменской областной научной библиотеке открывается книжно - иллюстративная выставка «Симфония красок русской природы: 145 лет со дня рождения М. Пришвина».

«…Я ведь, друзья мои, пишу о природе,

сам же только о людях и думаю».

М.М. Пришвин

С самого детства нас учат тому, что природу нужно любить и беречь, стараться сохранить ее ценности. Но среди множества писателей, затрагивающих тему природы в своих произведениях, один все же выделяется. Речь идет о писателе Михаиле Михайловиче Пришвине, которого называли «старичком-лесовичком» отечественной литературы.

Михаил Пришвин за свою жизнь написал множество произведений.

– Пришвин, М.М. Лесные сказки и истории про животных

– Пришвин, М.М. Времена года

«Кладовая Солнца» по праву считается одним из лучших его творений. В этом произведении мы смотрим на мир глазами Митраши и Насти, которые оказались один на один с природой. Им предстоит пройти множество испытаний, главное из которых – разлука. «Кладовая Солнца» дает нам возможность узнать, насколько тесно связаны друг с другом человек и природа:

– Пришвин, М.М. Кладовая солнца [Звукозапись]: рассказы о родной природе

Все произведения М. Пришвина отличаются тем, что их основная ценность – человек и окружающий мир: природа, быт, животные. И понимание этого писатель старается передать своему читателю.

– Пришвин, М.М. Желанная книга

– Пришвин, М.М. Зеленый шум

Очень точно о Михаиле Михайловиче в свое время отозвался Максим Горький. Он сказал, что ни у одного из русских писателей не встречал настолько сильной любви к природе:

– Личное дело. Пришвин Михаил Михайлович: воспоминания современников. Война. Наш Дом

– Михаил Пришвин и русская культура XX века: сборник статей

– Варламов, А.Н. Пришвин

Выставка «Симфония красок русской природы» – для тех, кто хочет узнать о жизни и творчестве М. М.Пришвина. Посетить ее можно с 23 января 2018 года по 1 марта 2018 года в УЧЗ №2 (3-й этаж).

Имя Михаила Пришвина знакомо всем нам с детства. Он входит в тот ряд писателей, творчество которых стало для нас дверью в мир литературы: Агния Барто, Михаил Пришвин, Виталий Бианки, Корней Чуковский, Самуил Маршак… Их книги в течение всей вашей жизни будут будоражить воспоминания о самых ранних днях вашей осознанной жизни.

Что же это был за человек, который навсегда будет связан в нашей памяти с природой и удивительными открытиями?

Родился Михаил Пришвин в купеческой семье в селе Хрущево Елецкого уезда Орловской губернии. Детство прошло в дворянской усадьбе, к которой писатель сохранил тёплые чувства на всю жизнь: многие годы спустя он часто возвращался в отчий дом.

Быть может, вам покажется странным, но юный Михаил не был тихим и спокойным ребёнком, какими часто бывают «певцы природы». Не было у него особых успехов и в учёбе: Пришвина один раз даже оставили на второй год. Став студентом Рижского политехникума, будущий писатель проникается революционными идеями, переводит запрещённую книгу А. Бебеля, за что его на год ссылают в Елец.

После ссылки он отучился в Германии, проработал агрономом в Луге, написал несколько полезных для сельского хозяйства трудов… Но никак не мог он найти себя. Михаилу Пришвину всё казалось, что он занимается не тем, для чего рождён.

Наконец, судьба свела его с известным этнографом Н. Е. Ончуковым: Пришвин отправляется на русский Север записывать народные сказки и былины. Можно сказать, что именно в этой экспедиции Михаил Михайлович стал тем писателем, которого мы знаем. Особая наблюдательность, умение так подать природные явления, что становится понятно: природа действительно живая; живость слога, некое умиротворение, таящееся в каждой строчке – вот за что мы любим Михаила Пришвина.

Многие литературоведы пишут, что при прочтении его произведений, возникает ощущение: всю жизнь он писал одну книгу. Сборники «Адам и Ева», «Чёрный араб», незабываемые «Времена года», «Корабельная чаща», «Кладовая солнца», романы «Осударева дорога», «Кащеева цепь» – всё это одна книга, в которой он ведёт непрерывный рассказ о мироздании. Главной целью всего своего творчества он считал стремление показать читателям, что нет никаких границ между человеком, зверями, деревьями – все мы есть одно целое.

Мы читаем книги Пришвина по школьной программе и больше к нему не возвращаемся. Тем не менее, мы настоятельно рекомендуем вам возвращаться к его произведениям. С каждым разом вы будете открывать его для себя по-новому: пусть вас не смущает то, что его чаще всего называют детским писателем. Пришвин универсален для любого возраста. В нашей библиотеке можно найти такие его книги:

• Пришвин, Михаил Михайлович. Берестяная трубочка : сборник / М. М. Пришвин; сост. Л. И. Грибова; ред. И. Пестова; худож. Е. Рачёв. – Москва: Малыш, 1983. – 111 с.

• Пришвин, Михаил Михайлович. Дорога к другу : дневники: [Для сред. и ст. школ. возраста] / Сост. А. Григорьев; Послесл. И. Мотяшова. – Ленинград: Дет. лит., 1982. – 175 с.

• Пришвин, Михаил Михайлович. Кащеева цепь : роман / М. М. Пришвин. – Москва: Сов. Россия, 1983. – 494 с.

• Пришвин, Михаил Михайлович. Кладовая солнца : сборник / М. М. Пришвин. – Москва: Эксмо, 2015. – 224 с. – (Классика в школе).

• Пришвин, Михаил Михайлович. Корабельная чаща : Повесть – сказка / М. М. Пришвин; авт. послесл. В. Д. Пришвина. – Иркутск: Восточно-Сибирское кн. изд-во, 1982. – 224 с.: портр. – (Школьная библиотека).

• Пришвин, Михаил Михайлович. Лесная капель / М. М. Пришвин. – Краснодар: Кн. изд-во, 1984. – 223 с.: ил. – (Школьная библиотека).

• Пришвин, Михаил Михайлович. Осударева дорога : роман-сказка / М. М. Пришвин. – Москва: Сов. Россия, 1958. – 236 с.

• Пришвин, Михаил Михайлович. Про птиц и зверей : рассказы / М. М. Пришвин; худож. М. Белоусова. – Москва: Эксмо, 2015. – 128 с.: ил. – (Книги – мои друзья).

• Пришвин, Михаил Михайлович. Этажи леса : рассказы для детей / М. М. Пришвин; худож. Т. Васильева. – Москва: Махаон, 2003. – 128 с.

По мотивам произведений «Кладовая солнца» и «Корабельная чаща» в 1978 году режиссёр Юрий Павлович Егоров снял фильм «Ветер странствий». Он показывает нам, как дети, несмотря на трудности и сложности Великой Отечественной войны, стремятся найти своего отца, попавшего после ранения в госпиталь. Предлагаем вам посмотреть отрывок из фильма и послушать песню «Красный конь» (муз. М. Фрадкин, сл. М. Пляцковский).

Фотография Михаила Пришвина из серии «Пинега». 1935 год © Из коллекции Государственного литературного музея

© Из коллекции Государственного литературного музея

Фотография Михаила Пришвина из серии «Уралмашстрой». 1931 год © Из коллекции Государственного литературного музея

© Из коллекции Государственного литературного музея

Фотография Михаила Пришвина из серии «Кольский полуостров». 1933 год © Из коллекции Государственного литературного музея

© Из коллекции Государственного литературного музея

Фотография Михаила Пришвина из серии «Беломоро-Балтийский канал». 1933 год © Из коллекции Государственного литературного музея

Михаил Пришвин вел дневники всю сознательную жизнь: писатель начал вести дневник в 1905 году, а последнюю запись сделал в 1954-м. При жизни они опубликованы не были и увидели свет лишь через 30 лет после смерти писателя. Сам Пришвин считал их главным трудом своей жизни («главные силы свои писателя я тратил на писание дневников») и на публикацию не рассчитывал («за каждую строчку моего дневника — 10 лет расстрела»). Их объем в несколько раз превышает его полное собрание сочинений. Дневники начали печататься в 1991 году, на сегодняшний день напечатано 16 томов, последнее издание охватывает период 1948-1949 годов.

Еще одним увлечением писателя была фотография: Пришвин начал снимать для себя еще в 1907 году. В его архиве сохранилось более двух тысяч снимков, при этом напечатать их при жизни писатель тоже не надеялся (в частности, потому, что снимал не только природу — в 1930 году он, например, сделал серию фотоснимков об уничтожении колоколов Троице-Сергиевой лавры).

© Из коллекции Государственного литературного музея

Фотография Михаила Пришвина из серии «Колокола». 1930 год © Из коллекции Государственного литературного музея

© Из коллекции Государственного литературного музея

Фотография Михаила Пришвина из серии «Дальний Восток». 1931 год © Из коллекции Государственного литературного музея

© Из коллекции Государственного литературного музея

Фотография Михаила Пришвина из серии «Соловки». 1933 год © Из коллекции Государственного литературного музея

Фотография Михаила Пришвина из серии «Кабарда». 1936 год © Из коллекции Государственного литературного музея

Фотография Михаила Пришвина из серии «Природа». 1930–1936 годы © Из коллекции Государственного литературного музея

«Пришвин вел этот дневник с 1905 по 1954 год, то есть полвека. Это совершенно уникальное явление — таких дневников больше нет. Есть, скажем, дневники Чуковского, но записей в них не так много, Пришвин же вел дневник ежедневно. Когда произошла революция, ему было уже 43 года, он сложился как писатель внутри культуры Серебряного века. С 1905-го по 1917-й он жил в Петербурге, был членом религиозно-философского общества, и его круг — это Мережковский, Розанов, Ремизов, Блок. Один из интереснейших сюжетов начала века — это взаимоотношения Пришвина с Блоком: детали этой истории опубли-кованы, но никто об этом толком не знает.
По образованию он вообще-то агроном, учился в Рижском политех-никуме, увлекался марксизмом, из-за чего отсидел год в царской оди-ночке в 1895 году. Пришвин уезжает в Германию, потом резко меняет свою жизнь и в 1905 году, после истечения запрета на жизнь в столи-цах, переезжает в Петербург и становится журналистом и писателем.
Пишет он обо всем. Скажем, после окончания университета в Герма-нии он едет в Париж и там переживает первую любовь — это была рус-ская девушка, студентка Сорбонны. Длилось это всего 2,5 недели, но вспоминал он об этом всю жизнь. Пришвин описывает свои совершенно потрясающие сны. Собственно, и дневник Пришвин стал писать потому, что не мог справиться с этой любовью и однажды начал что-то записы-вать — чуть ли не на коробке от папирос. Он начинает дневник, чув-ствует, что ему становится легче, и продолжает писать. У Пришвина вообще невозможно разделить писательское и человеческое нигде в течение всей жизни.
Мы начали публиковать дневники с 1991 года, когда отменили цензуру. Ведь дневник Пришвина всю жизнь был тайным. И вот уже 20 лет мы публикуем эти дневники — не только потому, что их много, а еще и потому, что у нас были перерывы из-за денег, мы сменили шесть издательств.
Для Arzamas я выбирала такие отрывки, чтобы в них были полемич-ные записи, записи о России и о «русскости», которые попадают в эпи-центр нашего современного дискурса. У Пришвина есть довольно жест-кие, даже резкие записи.
Пришвин не принял революцию, и в то же время он не был челове-ком, как мы бы сейчас сказали, диссидентского сознания. Он был чело-веком неидеологическим, он понимал, почему революция произошла. Пришвин читает уже в конце жизни Некрасова и записывает в днев-нике: «Какая кровь, какие слезы, какая боль, какая революция, разве могло быть что-то другое?» В то же время он так и не может смириться с большевиками, понимает, какой вокруг происходит кошмар, какая у этого цена. В 1930 году он даже раздумывает о самоубийстве…
Сложнейший, рефлексирующий человек. Он как-то умудрялся оставаться над схваткой и очень глубоко все это осмыслять. Вот идет, напри-мер, Нюрнбергский процесс, а Пришвин пишет: «Сила возмездия уже иссякла», то есть это уже не работает. Он как-то всегда думает в проти-воход».

Яна Гришина, ведущий сотрудник отдела ГЛМ «Дом‑музей М. М. Приш-вина» в Дунине

Михаил Пришвин. Дневники 1950-1951 годов

10 января 1950 года

Оставь мир, и он будет служить тебе как раб (Исаак Сириянин) — вот мысль, по которой, как по лесенке, можно добраться до неба. А каким утешением она может быть сейчас, когда ни во что обернуться нельзя: обернешься птицей — крылья свяжут, обернешься мышкой — норки забьют. Не только оставить мир, а только мысль одна войдет — и делается легче жить, и так думается, что, может быть, и с одной мыслью пока обойдемся, а там все переменится к луч-шему и обойдешься и без отказа от мира.

24 января 1950 года

Вера есть прежде всего движение и трепет, и верующий живет, как огонек свечи на ветру. Конечно, есть и какие-то законы внутренние этого движения, и трепет с утратой и встречами, и отрицанием, и утверждением. Вот когда происходит утверждение, то это утверждение преподается так, будто это утверждение и есть вся вера. Так нас, ребят, водили в собор всей гимназией и мучили, и оттого мы становились неверующими. И мы были правы: мы веру понимали как свободу, а нам ее давали как принуждение.

30 января 1950 года

Какая-то там погода, Бог с ней! Беда в человеческой природе на время отнимает внимание от общей природы. Беда эта в несомненном факте морального распада в нашем обществе. Страх каждого перед судом всех бросил общество в руки проходимцев, создавших «проходящую» литературу. Но говорят, что и в академии тоже не лучше, и везде то же, и на заводах, и в колхозах, везде тот же самый моральный распад. Этот факт морального распада разделил людей на потерявших веру в завтрашний день и на тех, кто забивает свое неверие действием и перестраивает насильно свое настоящее на будущее.

1 февраля 1950 года

В чувстве правды содержится суд с последующим разделением всех на друзей и врагов. Увы! Нашей советской правдой мы открываем только врагов, а мнимым друзьям раздаем Сталинские премии. Враги умирают или в судорогах теряют силу свою, а награжденные живут, чтобы в скором времени быть разоблаченными.

9 марта 1950 года

Узнал вчера, что не доставили Фадееву ни рукописи романа, ни моих писем, и я все время мечтал о счастье своем впустую. Около часу длился у меня опасный припадок злости, тем особенно опасный, что на Лялю [жена, Валерия Дмитриевна] я не смел обрушиться и гнал всю злобу в себя. Безумно болела спина, ноги стали слабые, одна рука стала тяжелая, другая легкая. Я испугался за себя, доплелся до церкви и стал в сторонке один в полумраке между колоннами. Не меньше часу я так стоял, перемогая боль, поднимаясь думой по колоннам к небу. Так я все перемог, боль физическую и душевную, а потом далеко за полночь читал весело Ляле стихи. Так загнало меня в церковь горе и страх за жизнь свою, и таких было в церкви 99 из 100. Только один, тот, сотый, пришел в церковь представителем Бога от человеков и чистым сердцем своим беседовал с Богом, как равный, благодарил и молился за несчастных. Это он за меня помолился и помог мне снова жизнь образовать.

25 апреля 1950 года

Мне вспомнилось детство в Хрущеве, когда на Пасхе меня вынесли из церкви на волю и тут, оживая, я увидел возле церкви зеленеющие березки, а женщины обо мне говорили: «Порченый!» Долго мне казалось потом, что эта радость встречи на Пасхе с зеленеющими березками была как бы моим грехом, чем-то вроде язычества. И только теперь, в 77 лет, я и сам понял, и от Ляли слышу, что во мне живет чувство нового времени… Мало того! я могу надеяться, что это великое чувство жизни, замаскированное охотой, я оставил в своих книгах.

21 мая 1950 года

Слова Белинского, что Россия скажет миру новое слово… Моя родная страна скажет новое слово, чем укажет путь всему миру. А разве немец не так тоже думал, англичанин, француз? Путь веры в миссию своей страны кончится непременно войной…

1 мая 1951 года

Вчера к вечеру гремело, и на шоссе перед грозой и дождем появилось множество лягушек. За ночь все хорошо сделалось, и на рассвете вышла прекрасная гроза и пролил хороший дождь. Такого мая давно не бывало, и только на Святой неделе мог выйти такой май, как будто Бог простил советскую власть.

21 июля 1951 года

Спрашивается: что есть настоящий поэт? Настоящий поэт, в моем понимании, есть одно из положений личности в обществе на пути создания качества вещей. По мнению современников наших, количество само собой переходит в каче-ство. А мы думаем, что качеству вещей предшествует самый агент качества, т. е. личности. Например, мы знаем, и это есть факт очевидный, что коли-чество продуктов у нас в социалистическом обществе достигается более успешно: их больше, чем у них. Но качество всех вещей у них лучше. Мы знаем, что качество вещей связано с личностью творческой, что творчество это обусловлено свободой. (Даже в крепостное время все крепостные художники, актеры, музыканты выросли из чувства свободы.) Настоящий поэт есть свободная личность в своем поведении плюс природное дарование.

4 августа 1951 года

Физиология общества в этом и состоит, что живот живет о хлебе едином, а душа поет о единстве бессмертной личности.

13 августа 1951 года

Тяжело думать, что революция, начиная с Октября и до сейчас, не дала мне малейшей радости жизни и я радовался как бы преодолевая тяжкую болезнь революции. И в то же время я никогда не желал быть где-нибудь в другом месте, в каких-нибудь счастливых местах без революций. Все время внутри революции я сохранялся, как спящая почка будущего. Мои произведения зеленели тоже как бы из спящих почек, и, вопреки всему, спящие почки хранят будущее… Конечно, не вкуси я в юности марксизма, задень меня революция хоть бы чуть-чуть, я не мог бы написать своих вещей о природе. И то же самое, не переживи я в юности эту же самую революцию в своем кружке (1895 год), я не посмел бы себя так свободно и независимо держать в наше время.

20 сентября 1951 года

Возможно ли найти ключ к замку от таинственной двери, за которой каждый хочет делать сам что надо для всех?

Выставка «Михаил Пришвин. Фотографии и дневники. 1929-1936» в московском Мультимедиа-арт-музее продлится до 31 января.