Только что капитан приготовился смиренно ответить, что он пошутил и что готов показать слона, как вдруг тихий отбег береговой струи повернул яхту носом к середине ручья, и, как настоящая, полным ходом покинув берег, она ровно поплыла вниз. Мгновенно изменился масштаб видимого: ручей казался девочке огромной рекой, а яхта - далеким, большим судном, к которому, едва не падая в воду, испуганная и оторопевшая, протягивала она руки. «Капитан испугался», - подумала она и побежала за уплывающей игрушкой, надеясь, что ее где-нибудь прибьет к берегу. Поспешно таща не тяжелую, но мешающую корзинку, Ассоль твердила: - «Ах, господи! Ведь случись же…» - Она старалась не терять из вида красивый, плавно убегающий треугольник парусов, спотыкалась, падала и снова бежала.

Ассоль никогда не бывала так глубоко в лесу, как теперь. Ей, поглощенной нетерпеливым желанием поймать игрушку, не смотрелось по сторонам; возле берега, где она суетилась, было довольно препятствий, занимавших внимание. Мшистые стволы упавших деревьев, ямы, высокий папоротник, шиповник, жасмин и орешник мешали ей на каждом шагу; одолевая их, она постепенно теряла силы, останавливаясь все чаще и чаще, чтобы передохнуть или смахнуть с лица липкую паутину. Когда потянулись, в более широких местах, осоковые и тростниковые заросли, Ассоль совсем было потеряла из вида алое сверкание парусов, но, обежав излучину течения, снова увидела их, степенно и неуклонно бегущих прочь. Раз она оглянулась, и лесная громада с ее пестротой, переходящей от дымных столбов света в листве к темным расселинам дремучего сумрака, глубоко поразила девочку. На мгновение оробев, она вспомнила вновь об игрушке и, несколько раз выпустив глубокое «ф-ф-у-уу», побежала изо всех сил.

В такой безуспешной и тревожной погоне прошло около часу, когда с удивлением, но и с облегчением Ассоль увидела, что деревья впереди свободно раздвинулись, пропустив синий разлив моря, облака и край желтого песчаного обрыва, на который она выбежала, почти падая от усталости. Здесь было устье ручья; разлившись нешироко и мелко, так что виднелась струящаяся голубизна камней, он пропадал в встречной морской волне. С невысокого, изрытого корнями обрыва Ассоль увидела, что у ручья, на плоском большом камне, спиной к ней, сидит человек, держа в руках сбежавшую яхту, и всесторонне рассматривает ее с любопытством слона, поймавшего бабочку. Отчасти успокоенная тем, что игрушка цела, Ассоль сползла по обрыву и, близко подойдя к незнакомцу, воззрилась на него изучающим взглядом, ожидая, когда он подымет голову. Но неизвестный так погрузился в созерцание лесного сюрприза, что девочка успела рассмотреть его с головы до ног, установив, что людей, подобных этому незнакомцу, ей видеть еще ни разу не приходилось.

Но перед ней был не кто иной, как путешествующий пешком Эгль, известный собиратель песен, легенд, преданий и сказок. Седые кудри складками выпадали из-под его соломенной шляпы; серая блуза, заправленная в синие брюки, и высокие сапоги придавали ему вид охотника; белый воротничок, галстук, пояс, унизанный серебром блях, трость и сумка с новеньким никелевым замочком - выказывали горожанина. Его лицо, если можно назвать лицом нос, губы и глаза, выглядывавшие из бурно разросшейся лучистой бороды и пышных, свирепо взрогаченных вверх усов, казалось бы вялопрозрачным, если бы не глаза, серые, как песок, и блестящие, как чистая сталь, с взглядом смелым и сильным.

Теперь отдай мне, - несмело сказала девочка. - Ты уже поиграл. Ты как поймал ее?

Эгль поднял голову, уронив яхту, - так неожиданно прозвучал взволнованный голосок Ассоль. Старик с минуту разглядывал ее, улыбаясь и медленно пропуская бороду в большой, жилистой горсти. Стиранное много раз ситцевое платье едва прикрывало до колен худенькие, загорелые ноги девочки. Ее темные густые волосы, забранные в кружевную косынку, сбились, касаясь плеч.

Любимым развлечением Ассоль было по вечерам или в праздник, когда отец, отставив банки с клейстером, инструменты и неоконченную работу, садился, сняв передник, отдохнуть, с трубкой в зубах, -- забраться к нему на колени и, вертясь в бережном кольце отцовской руки, трогать различные части игрушек, расспрашивая об их назначении. Так начиналась своеобразная фантастическая лекция о жизни и людях -- лекция, в которой, благодаря прежнему образу жизни Лонгрена, случайностям, случаю вообще, -- диковинным, поразительным и необыкновенным событиям отводилось главное место. Лонгрен, называя девочке имена снастей, парусов, предметов морского обихода, постепенно увлекался, переходя от объяснений к различным эпизодам, в которых играли роль то брашпиль, то рулевое колесо, то мачта или какой-нибудь тип лодки и т. п., а от отдельных иллюстраций этих переходил к широким картинам морских скитаний, вплетая суеверия в действительность, а действительность -- в образы своей фантазии. Тут появлялась и тигровая кошка, вестница кораблекрушения, и говорящая летучая рыба, не послушаться приказаний которой значило сбиться с курса, и Летучий Голландец с неистовым своим экипажем; приметы, привидения, русалки, пираты -- словом, все басни, коротающие досуг моряка в штиле или излюбленном кабаке. Рассказывал Лонгрен также о потерпевших крушение, об одичавших и разучившихся говорить людях, о таинственных кладах, бунтах каторжников и многом другом, что выслушивалось девочкой внимательнее, чем может быть слушался в первый раз рассказ Колумба о новом материке. -- "Ну, говори еще", -- просила Ассоль, когда Лонгрен, задумавшись, умолкал, и засыпала на его груди с головой, полной чудесных снов.

Также служило ей большим, всегда материально существенным удовольствием появление приказчика городской игрушечной лавки, охотно покупавшей работу Лонгрена. Чтобы задобрить отца и выторговать лишнее, приказчик захватывал с собой для девочки пару яблок, сладкий пирожок, горсть орехов. Лонгрен обыкновенно просил настоящую стоимость из нелюбви к торгу, а приказчик сбавлял. -- "Эх, вы, -- говорил Лонгрен, -- да я неделю сидел над этим ботом. -- Бот был пятивершковый. -- Посмотри, что за прочность, а осадка, а доброта? Бот этот пятнадцать человек выдержит в любую погоду". Кончалось тем, что тихая возня девочки, мурлыкавшей над своим яблоком, лишала Лонгрена стойкости и охоты спорить; он уступал, а приказчик, набив корзину превосходными, прочными игрушками, уходил, посмеиваясь в усы. Всю домовую работу Лонгрен исполнял сам: колол дрова, носил воду, топил печь, стряпал, стирал, гладил белье и, кроме всего этого, успевал работать для денег. Когда Ассоль исполнилось восемь лет, отец выучил ее читать и писать. Он стал изредка брать ее с собой в город, а затем посылать даже одну, если была надобность перехватить денег в магазине или снести товар. Это случалось не часто, хотя Лисе лежал всего в четырех верстах от Каперны, но дорога к нему шла лесом, а в лесу многое может напугать детей, помимо физической опасности, которую, правда, трудно встретить на таком близком расстоянии от города, но все-таки не мешает иметь в виду. Поэтому только в хорошие дни, утром, когда окружающая дорогу чаща полна солнечным ливнем, цветами и тишиной, так что впечатлительности Ассоль не грозили фантомы воображения, Лонгрен отпускал ее в город.

Однажды, в середине такого путешествия к городу, девочка присела у дороги съесть кусок пирога, положенного в корзинку на завтрак. Закусывая, она перебирала игрушки; из них две-три оказались новинкой для нее: Лонгрен сделал их ночью. Одна такая новинка была миниатюрной гоночной яхтой; белое суденышко подняло алые паруса, сделанные из обрезков шелка, употреблявшегося Лонгреном для оклейки пароходных кают -- игрушек богатого покупателя. Здесь, видимо, сделав яхту, он не нашел подходящего материала для паруса, употребив что было -- лоскутки алого шелка. Ассоль пришла в восхищение. Пламенный веселый цвет так ярко горел в ее руке, как будто она держала огонь. Дорогу пересекал ручей, с переброшенным через него жердяным мостиком; ручей справа и слева уходил в лес. "Если я спущу ее на воду поплавать немного, размышляла Ассоль, -- она ведь не промокнет, я ее потом вытру". Отойдя в лес за мостик, по течению ручья, девочка осторожно спустила на воду у самого берега пленившее ее судно; паруса тотчас сверкнули алым отражением в прозрачной воде: свет, пронизывая материю, лег дрожащим розовым излучением на белых камнях дна. -- "Ты откуда приехал, капитан? -- важно спросила Ассоль воображенное лицо и, отвечая сама себе, сказала: -- Я приехал" приехал... приехал я из Китая. -- А что ты привез? -- Что привез, о том не скажу. -- Ах, ты так, капитан! Ну, тогда я тебя посажу обратно в корзину". Только что капитан приготовился смиренно ответить, что он пошутил и что готов показать слона, как вдруг тихий отбег береговой струи повернул яхту носом к середине ручья, и, как настоящая, полным ходом покинув берег, она ровно поплыла вниз. Мгновенно изменился масштаб видимого: ручей казался девочке огромной рекой, а яхта -- далеким, большим судном, к которому, едва не падая в воду, испуганная и оторопевшая, протягивала она руки. "Капитан испугался", -- подумала она и побежала за уплывающей игрушкой, надеясь, что ее где-нибудь прибьет к берегу. Поспешно таща не тяжелую, но мешающую корзинку, Ассоль твердила: -- "Ах, господи! Ведь случись же..." -- Она старалась не терять из вида красивый, плавно убегающий треугольник парусов, спотыкалась, падала и снова бежала.

Ассоль никогда не бывала так глубоко в лесу, как теперь. Ей, поглощенной нетерпеливым желанием поймать игрушку, не смотрелось по сторонам; возле берега, где она суетилась, было довольно препятствий, занимавших внимание. Мшистые стволы упавших деревьев, ямы, высокий папоротник, шиповник, жасмин и орешник мешали ей на каждом шагу; одолевая их, она постепенно теряла силы, останавливаясь все чаще и чаще, чтобы передохнуть или смахнуть с лица липкую паутину. Когда потянулись, в более широких местах, осоковые и тростниковые заросли, Ассоль совсем было потеряла из вида алое сверкание парусов, но, обежав излучину течения, снова увидела их, степенно и неуклонно бегущих прочь. Раз она оглянулась, и лесная громада с ее пестротой, переходящей от дымных столбов света в листве к темным расселинам дремучего сумрака, глубоко поразила девочку. На мгновение оробев, она вспомнила вновь об игрушке и, несколько раз выпустив глубокое "ф-ф-у-уу", побежала изо всех сил.

В такой безуспешной и тревожной погоне прошло около часу, когда с удивлением, но и с облегчением Ассоль увидела, что деревья впереди свободно раздвинулись, пропустив синий разлив моря, облака и край желтого песчаного обрыва, на который она выбежала, почти падая от усталости. Здесь было устье ручья; разлившись нешироко и мелко, так что виднелась струящаяся голубизна камней, он пропадал в встречной морской волне. С невысокого, изрытого корнями обрыва Ассоль увидела, что у ручья, на плоском большом камне, спиной к ней, сидит человек, держа в руках сбежавшую яхту, и всесторонне рассматривает ее с любопытством слона, поймавшего бабочку. Отчасти успокоенная тем, что игрушка цела, Ассоль сползла по обрыву и, близко подойдя к незнакомцу, воззрилась на него изучающим взглядом, ожидая, когда он подымет голову. Но неизвестный так погрузился в созерцание лесного сюрприза, что девочка успела рассмотреть его с головы до ног, установив, что людей, подобных этому незнакомцу, ей видеть еще ни разу не приходилось.

Но перед ней был не кто иной, как путешествующий пешком Эгль, известный собиратель песен, легенд, преданий и сказок. Седые кудри складками выпадали из-под его соломенной шляпы; серая блуза, заправленная в синие брюки, и высокие сапоги придавали ему вид охотника; белый воротничок, галстук, пояс, унизанный серебром блях, трость и сумка с новеньким никелевым замочком -- выказывали горожанина. Его лицо, если можно назвать лицом нос, губы и глаза, выглядывавшие из бурно разросшейся лучистой бороды и пышных, свирепо взрогаченных вверх усов, казалось бы вялопрозрачным, если бы не глаза, серые, как песок, и блестящие, как чистая сталь, с взглядом смелым и сильным.

Теперь отдай мне, -- несмело сказала девочка. -- Ты уже поиграл. Ты как поймал ее?

Эгль поднял голову, уронив яхту, -- так неожиданно прозвучал взволнованный голосок Ассоль. Старик с минуту разглядывал ее, улыбаясь и медленно пропуская бороду в большой, жилистой горсти. Стиранное много раз ситцевое платье едва прикрывало до колен худенькие, загорелые ноги девочки. Ее темные густые волосы, забранные в кружевную косынку, сбились, касаясь плеч. Каждая черта Ассоль была выразительно легка и чиста, как полет ласточки. Темные, с оттенком грустного вопроса глаза казались несколько старше лица; его неправильный мягкий овал был овеян того рода прелестным загаром, какой присущ здоровой белизне кожи. Полураскрытый маленький рот блестел кроткой улыбкой.

Клянусь Гриммами, Эзопом и Андерсеном, -- сказал Эгль, посматривая то на девочку, то на яхту. -- Это что-то особенное. Слушай-ка ты, растение! Это твоя штука?

Да, я за ней бежала по всему ручью; я думала, что умру. Она была тут?

У самых моих ног. Кораблекрушение причиной того, что я, в качестве берегового пирата, могу вручить тебе этот приз. Яхта, покинутая экипажем, была выброшена на песок трехвершковым валом -- между моей левой пяткой и оконечностью палки. -- Он стукнул тростью. -- Как зовут тебя, крошка?

Ассоль, -- сказала девочка, пряча в корзину поданную Эглем игрушку.

Хорошо, -- продолжал непонятную речь старик, не сводя глаз, в глубине которых поблескивала усмешка дружелюбного расположения духа. -- Мне, собственно, не надо было спрашивать твое имя. Хорошо, что оно так странно, так однотонно, музыкально, как свист стрелы или шум морской раковины: что бы я стал делать, называйся ты одним из тех благозвучных, но нестерпимо привычных имен, которые чужды Прекрасной Неизвестности? Тем более я не желаю знать, кто ты, кто твои родители и как ты живешь. К чему нарушать очарование? Я занимался, сидя на этом камне, сравнительным изучением финских и японских сюжетов... как вдруг ручей выплеснул эту яхту, а затем появилась ты... Такая, как есть. Я, милая, поэт в душе -- хоть никогда не сочинял сам. Что у тебя в корзинке?

Лодочки, -- сказала Ассоль, встряхивая корзинкой, -- потом пароход да еще три таких домика с флагами. Там солдаты живут.

Отлично. Тебя послали продать. По дороге ты занялась игрой. Ты пустила яхту поплавать, а она сбежала -- ведь так?

Ты разве видел? -- с сомнением спросила Ассоль, стараясь вспомнить, не рассказала ли она это сама. -- Тебе кто-то сказал? Или ты угадал?

Я это знал. -- А как же?

Потому что я -- самый главный волшебник. Ассоль смутилась: ее напряжение при этих словах Эгля переступило границу испуга. Пустынный морской берег, тишина, томительное приключение с яхтой, непонятная речь старика с сверкающими глазами, величественность его бороды и волос стали казаться девочке смешением сверхъестественного с действительностью. Сострой теперь Эгль гримасу или закричи что-нибудь -- девочка помчалась бы прочь, заплакав и изнемогая от страха. Но Эгль, заметив, как широко раскрылись ее глаза, сделал крутой вольт.

Тебе нечего бояться меня, -- серьезно сказал он. -- Напротив, мне хочется поговорить с тобой по душе. -- Тут только он уяснил себе, что в лице девочки было так пристально отмечено его впечатлением. "Невольное ожидание прекрасного, блаженной судьбы, -- решил он. -- Ах, почему я не родился писателем? Какой славный сюжет".

Ну-ка, -- продолжал Эгль, стараясь закруглить оригинальное положение (склонность к мифотворчеству -- следствие всегдашней работы -- было сильнее, чем опасение бросить на неизвестную почву семена крупной мечты), -- ну-ка, Ассоль, слушай меня внимательно. Я был в той деревне -- откуда ты, должно быть, идешь, словом, в Каперне. Я люблю сказки и песни, и просидел я в деревне той целый день, стараясь услышать что-нибудь никем не слышанное. Но у вас не рассказывают сказок. У вас не поют песен. А если рассказывают и поют, то, знаешь, эти истории о хитрых мужиках и солдатах, с вечным восхвалением жульничества, эти грязные, как немытые ноги, грубые, как урчание в животе, коротенькие четверостишия с ужасным мотивом... Стой, я сбился. Я заговорю снова. Подумав, он продолжал так: -- Не знаю, сколько пройдет лет, -- только в Каперне расцветет одна сказка, памятная надолго. Ты будешь большой, Ассоль. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе. Тихо будет плыть этот чудесный корабль, без криков и выстрелов; на берегу много соберется народу, удивляясь и ахая: и ты будешь стоять там Корабль подойдет величественно к самому берегу под звуки прекрасной музыки; нарядная, в коврах, в золоте и цветах, поплывет от него быстрая лодка. -- "Зачем вы приехали? Кого вы ищете?" -- спросят люди на берегу. Тогда ты увидишь храброго красивого принца; он будет стоять и протягивать к тебе руки. -- "Здравствуй, Ассоль! -- скажет он. -- Далеко-далеко отсюда я увидел тебя во сне и приехал, чтобы увезти тебя навсегда в свое царство. Ты будешь там жить со мной в розовой глубокой долине. У тебя будет все, чего только ты пожелаешь; жить с тобой мы станем так дружно и весело, что никогда твоя душа не узнает слез и печали". Он посадит тебя в лодку, привезет на корабль, и ты уедешь навсегда в блистательную страну, где всходит солнце и где звезды спустятся с неба, чтобы поздравить тебя с приездом.

Однажды в середине такого путешествия к городу девочка присела у дороги съесть кусок пирога, положенного в корзинку на завтрак. Закусывая, она перебирала игрушки; из них две-три оказались новинкой для нее: Лонгрен сделал их ночью. Одна такая новинка была миниатюрной гоночной яхтой; белое суденышко это несло алые паруса, сделанные из обрезков шелка, употреблявшегося Лонгреном для оклейки пароходных кают – игрушек богатого покупателя. Здесь, видимо, сделав яхту, он не нашел подходящего материала на паруса, употребив что было – лоскутки алого шелка. Ассоль пришла в восхищение. Пламенный веселый цвет так ярко горел в ее руке, как будто она держала огонь. Дорогу пересекал ручей с переброшенным через него жердяным мостиком; ручей справа и слева уходил в лес. «Если я спущу ее на воду поплавать немного, – размышляла Ассоль, – она ведь не промокнет, я ее потом вытру». Отойдя в лес за мостик, по течению ручья, девочка осторожно спустила на воду у самого берега пленившее ее судно; паруса тотчас сверкнули алым отражением в прозрачной воде; свет, пронизывая материю, лег дрожащим розовым излучением на белых камнях дна. «Ты откуда приехал, капитан? – важно спросила Ассоль воображенное лицо и, отвечая сама себе, сказала: – Я приехал… приехал… приехал я из Китая. – А что ты привез? – Что привез, о том не скажу. – Ах, ты так, капитан! Ну, тогда я тебя посажу обратно в корзину». Только что капитан приготовился смиренно ответить, что он пошутил и что готов показать слона, как вдруг тихий отбег береговой струи повернул яхту носом к середине ручья, и, как настоящая, полным ходом покинув берег, она ровно поплыла вниз. Мгновенно изменился масштаб видимого: ручей казался девочке огромной рекой, а яхта – далеким, большим судном, к которому, едва не падая в воду, испуганная и оторопевшая, протягивала она руки. «Капитан испугался», – подумала она и побежала за уплывающей игрушкой, надеясь, что ее где-нибудь прибьет к берегу. Поспешно таща не тяжелую, но мешающую корзинку, Ассоль твердила: «Ах, господи! Ведь случись же…» Она старалась не терять из вида красивый, плавно убегающий треугольник парусов, спотыкалась, падала и снова бежала.

Ассоль никогда не бывала так глубоко в лесу, как теперь. Ей, поглощенной нетерпеливым желанием поймать игрушку, не смотрелось по сторонам; возле берега, где она суетилась, было довольно препятствий, занимавших внимание. Мшистые стволы упавших деревьев, ямы, высокий папоротник, шиповник, жасмин и орешник мешали ей на каждом шагу; одолевая их, она постепенно теряла силы, останавливаясь все чаше и чаще, чтобы передохнуть или смахнуть с лица липкую паутину. Когда потянулись, в более широких местах, осоковые и тростниковые заросли, Ассоль совсем было потеряла из вида алое сверкание парусов, но, обежав излучину течения, снова увидела их, степенно и неуклонно бегущих прочь. Раз она оглянулась, и лесная громада с ее пестротой, переходящей от дымных столбов света в листве к темным расселинам дремучего сумрака, глубоко поразила девочку. На мгновение оробев, она вспомнила вновь об игрушке и, несколько раз выпустив глубокое «ф-фу-у-у», побежала изо всех сил.

В такой безуспешной и тревожной погоне прошло около часу, когда с удивлением, но и с облегчением Ассоль увидела, что деревья впереди свободно раздвинулись, пропустив синий разлив моря, облака и край желтого песчаного обрыва, на который она выбежала, почти падая от усталости. Здесь было устье ручья; разлившись нешироко и мелко, так что виднелась струящаяся голубизна камней, он пропадал в встречной морской волне. С невысокого, изрытого корнями обрыва Ассоль увидела, что у ручья, на плоском большом камне, спиной к ней, сидит человек, держа в руках сбежавшую яхту, и всесторонне рассматривает ее с любопытством слона, поймавшего бабочку. Отчасти успокоенная тем, что игрушка цела, Ассоль сползла по обрыву и, близко подойдя к незнакомцу, воззрилась на него изучающим взглядом, ожидая, когда он подымет голову. Но неизвестный так погрузился в созерцание лесного сюрприза, что девочка успела рассмотреть его с головы до ног, установив, что людей, подобных этому незнакомцу, ей видеть еще ни разу не приходилось.

Но перед ней был не кто иной, как путешествующий пешком Эгль, известный собиратель песен, легенд, преданий и сказок. Седые кудри складками выпадали из-под его соломенной шляпы; серая блуза, заправленная в синие брюки, и высокие сапоги придавали ему вид охотника; белый воротничок, галстук, пояс, унизанный серебром блях, трость и сумка с новеньким никелевым замочком – выказывали горожанина. Его лицо, если можно назвать лицом нос, губы и глаза, выглядывавшие из бурно разросшейся лучистой бороды и пышных, свирепо взрогаченных вверх усов, казалось бы вяло-прозрачным, если бы не глаза, серые, как песок, и блестящие, как чистая сталь, с взглядом смелым и сильным.

– Теперь отдай мне, – несмело сказала девочка. – Ты уже поиграл. Ты как поймал ее?

Эгль поднял голову, уронив яхту, – так неожиданно прозвучал взволнованный голосок Ассоль. Старик с минуту разглядывал ее, улыбаясь и медленно пропуская бороду в большой жилистой горсти. Стиранное много раз ситцевое платье едва прикрывало до колен худенькие, загорелые ноги девочки. Ее темные густые волосы, забранные в кружевную косынку, сбились, касаясь плеч. Каждая черта Ассоль была выразительно легка и чиста, как полет ласточки. Темные, с оттенком грустного вопроса глаза казались несколько старше лица; его неправильный мягкий овал был овеян того рода прелестным загаром, какой присущ здоровой белизне кожи. Полураскрытый маленький рот блестел кроткой улыбкой.

– Клянусь Гриммами, Эзопом и Андерсеном, – сказал Эгль, посматривая то на девочку, то на яхту. – Это что-то особенное. Слушай-ка ты, растение! Это твоя штука?

– Да, я за ней бежала по всему ручью; я думала, что умру. Она была тут?

– У самых моих ног. Кораблекрушение причиной того, что я, в качестве берегового пирата, могу вручить тебе этот приз. Яхта, покинутая экипажем, была выброшена на песок трехвершковым валом – между моей левой пяткой и оконечностью палки. – Он стукнул тростью. – Как зовут тебя, крошка?

– Ассоль, – сказала девочка, пряча в корзину поданную Эглем игрушку.

– Хорошо, – продолжал непонятную речь старик, не сводя глаз, в глубине которых поблескивала усмешка дружелюбного расположения духа. – Мне, собственно, не надо было спрашивать твое имя. Хорошо, что оно так странно, так однотонно, музыкально, как свист стрелы или шум морской раковины; что бы я стал делать, называйся ты одним из тех благозвучных, но нестерпимо привычных имен, которые чужды Прекрасной Неизвестности? Тем более я не желаю знать, кто ты, кто твои родители и как ты живешь. К чему нарушать очарование? Я занимался, сидя на этом камне, сравнительным изучением финских и японских сюжетов… как вдруг ручей выплеснул эту яхту, а затем появилась ты… Такая как есть. Я, милая, поэт в душе – хоть никогда не сочинял сам. Что у тебя в корзинке?

– Лодочки, – сказала Ассоль, встряхивая корзинкой, – потом пароход да еще три таких домика с флагами. Там солдаты живут.

– Отлично. Тебя послали продать. По дороге ты занялась игрой. Ты пустила яхту поплавать, а она сбежала – ведь так?

– Ты разве видел? – с сомнением спросила Ассоль, стараясь вспомнить, не рассказала ли она это сама. – Тебе кто-то сказал? Или ты угадал?

– Я это знал.

– А как же?

– Потому что я – самый главный волшебник.

Ассоль смутилась; ее напряжение при этих словах Эгля переступило границу испуга. Пустынный морской берег, тишина, томительное приключение с яхтой, непонятная речь старика с сверкающими глазами, величественность его бороды и волос стали казаться девочке смешением сверхъестественного с действительностью. Сострой теперь Эгль гримасу или закричи что-нибудь – девочка помчалась бы прочь, заплакав и изнемогая от страха. Но Эгль, заметив, как широко раскрылись ее глаза, сделал крутой вольт.

– Тебе нечего бояться меня, – серьезно сказал он. – Напротив, мне хочется поговорить с тобой по душе. – Тут только он уяснил себе, что в лице девочки было так пристально отмечено его впечатлением. «Невольное ожидание прекрасного, блаженной судьбы, – решил он. – Ах, почему я не родился писателем? Какой славный сюжет». – Ну-ка, – продолжал Эгль, стараясь закруглить оригинальное положение (склонность к мифотворчеству – следствие всегдашней работы – было сильнее, чем опасение бросить на неизвестную почву семена крупной мечты), – ну-ка, Ассоль, слушай меня внимательно. Я был в той деревне, откуда ты, должно быть, идешь; словом, в Каперне. Я люблю сказки и песни, и просидел я в деревне той целый день, стараясь услышать что-нибудь никем не слышанное. Но у вас не рассказывают сказок. У вас не поют песен. А если рассказывают и поют, то, знаешь, эти истории о хитрых мужиках и солдатах, с вечным восхвалением жульничества, эти грязные, как немытые ноги, грубые, как урчание в животе, коротенькие четверостишия с ужасным мотивом… Стой, я сбился. Я заговорю снова.

Предистория. Друзья, если помните я освещал уже тему Фрези Грант. Бегущая по волнам, дошла очередь и моя рука и до Алых Парусов, помню, были и стихи у меня и около 15 песен собрано на эту тему и эскизов и картин, также в 2014 году мама моя была в Питере и привезла календарики, так вот 1 из них мне дал толчок вернуться к этой теме боле расширено, фрегат с Алыми Парусами, он со мной «Праздник Алые Паруса на Неве», в добрый путь!

АЛЫЕ ПАРУСА ГРИНА. Ассоль.
Любимым развлечением маленькой Ассоль было, по вечерам или в праздник, когда отец, оставив банки с клейстером, инструменты и неоконченную работу, садился, сняв передник, отдохнуть, – забраться к нему на колени и, вертясь в бережном кольце отцовской руки, трогать различные части игрушек, расспрашивая об их назначении. Так начиналась своебразная фантастическая лекция о жизни и людях – лекция, в которой благодаря прежнему образу жизни Лоэнгрена, когда то он был матросом «ОРИОНА», крепкого трёхсоттонного брига, на котором он прослужил десять лет. В его живом рассказе же случайностям и случаю вообще диковинным, поразительным и необыкновенным событиям отводилось главное место.
Лонгрен, называя девочке имена снастей, парусов, предметов морского обихода, постепенно увлекался, переходя от объяснений к различным эпизодам, в которых играли роль то брашпиль, то рулевое колесо, то мачта или какой-нибудь тип лодки и тому подобное, а от отдельных иллюстраций этих переходил к широким картинам морских скитаний, вплетая суеверия в действительность, а действительность – в образы своей фантазии. Тут появлялась и тигровая кошка, вестница кораблекрушения, и говорящая летучая рыба, не послушаться приказаний которой значило сбиться с курса, и Летучий Голландец с неистовым своим экипажем, приметы приведения, русалки, пираты – словом, все басни, коротающие досуг моряка в штиле или излюбленном кабаке. Рассказывал Лонгрен также о потерпевших крушения, об одичавших и разучившихся говорить людях, о таинственных морских кладах, бунтах каторжников и многом другом, что выслушивалось девочкой внимательнее, чем, может быть, слушался в первый раз рассказ Колумба о новом материке.
«Ну, говори ещё», – просила Ассоль, когда Лоэнгрен, задумавшись, умолкал, и засыпала на его груди с головой, полной чудесных снов.
Также служило ей большим, всегда материально существенным удовольствием появление приказчика городской игрушечной лавки, охотно покупавшей работу Лоэнгрена. Чтобы задобрить отца и выторговать лишнее, хитрый приказчик захватывал с собой для девочки пару яблок, сладкий пирожок, горсть орехов. Лонгрен обыкновенно просил настоящую стоимость из нелюбви к торгу, а приказчик сбавлял.
«Эх вы, – говорил Лоэнгрен, – да я неделю сидел над этим ботом. – Бот был пятивершковый. – Посмотри, что за прочность, а осадка, а доброта? Бот этот пятнадцать человек выдержит в любую погоду».
Кончалось тем, что тихая возня девочки, мурлыкавшей над своим яблоком, лишала Лонгрена стойкости и охоты спорить, он охотно уступал, а приказчик, набив до отказу корзину превосходными, прочными, красивыми игрушками, уходил, потирая руки и посмеиваясь в усы.
Всю домовую работу Лоэнгрен исполнял сам: колол дрова, носил воду, топил печь, стряпал, стирал, гладил белье и, кроме всего этого, успевал работать для денег. Когда Ассоль исполнилось восемь лет, отец выучил её читать и писать. Он стал изредка брать её с собой в город, а затем посылать даже одну, если была надобность перехватить денег в магазине или снести товар.
Однажды, в середине такого путешествия к городу, девочка присела у дороги съесть кусок пирога, положенного в корзинку на завтрак. Закусывая, она перебирала игрушки, из них две-три оказались новинкой для неё, Лоэнгрен сделал их ночью. Одна такая новинка была миниатюрной гоночной яхтой, белое суденышко это несло о ЧУДО, Алые Паруса, сделанные из обрезков шёлка, употреблявшегося Лонгреном для оклейки параходных кают – игрушек богатого покупателя. Здесь, видимо, сделав яхту, он не нашёл подходящего материала на паруса, употребив что было – лоскутки алого шёлка. Ассоль пришла в огромное восхищение. Пламенный, весёлый цвет так ярко горел в её руке, как будто она держала живой пляшущий ОГОНЬ. Её дорогу пересекал ручей с переброшенным через него жердяным мостиком. Ручей справа и слева уходил в лес.

« Если я спущу ЯХТУ на воду поплавать немного, – размышляла Ассоль, – она ведь не промокнет и не утонет, а я её потом вытру»
Отойдя в лес за мостик, по течению ручья, девочка осторожно спустила на воду у самого берега пленившее её судно, паруса тотчас сверкнули алым отражением в прозрачной воде, ясный свет пронизывая материю, лёг дрожащим розовым излучением на белых камнях дна.
«Ты откуда приехал, КАПИТАН? » – важно спросила Ассоль воображенное лицо и, отвечая сама себе, сказала: «Я приехал … приехал…. Приехал я из Китая ». «– А что ты привёз? «– « Что привёз, о том не скажу».
– « Ах, ты так, Капитан! Ну, тогда я тебя посажу обратно в корзину ».
Только что Капитан приготовился смиренно ответить, что он пошутил и что готов показать СЛОНА, как вдруг тихий отбег береговой струи ручья повернул яхту носом к середине ручья, и, как настоящая, полным ходом покинув берег, она ровно поплыла вниз. Мгновенно изменился масштаб видимого: ручей казался теперь девочке огромной рекой, а яхта – далёким, большим судном, к которому, едва не падая в воду, испуганная и оторопевшая, протягивала она руки.
«Капитан испугался», – подумала она и побежала за уплывающей игрушкой, надеясь, что её где-нибудь прибьёт к берегу. Поспешно таща не тяжёлую, но мешающую корзинку, Ассоль твердила:
«Ах, господи! Ведь случилось же…»

Она старалась не терять из вида красивый, плавно убегающий алый треугольник парусов, спотыкалась, падала и снова бежала. Ассоль никогда не бывала так глубоко в лесу одна, как теперь…

…. В такой безуспешной и тревожной погоне прошло около часу, когда с удивлением, но и с облегчением Ассоль увидела, что деревья впереди свободно раздвинулись, пропустив синий разлив моря, облака и край жёлтого песчаного обрыва, на который она выбежала, почти падая от усталости, сердце в груди стучало верх -вниз… Здесь было устье ручья, разлившись нешироко и мелко, так что виднелась струящаяся голубизна камней, он пропадал в встречной морской волне.

С невысокого, изрытого корнями обрыва Ассоль увидела, что у ручья сидит человек, держа в руках сбежавшую яхту, и всесторонне рассматривает её с любопытством слона, поймавшего яркую бабочку. Отчасти успокоенная тем, что игрушка цела, Ассоль сползла по обрыву и, близко подойдя к незнакомцу, воззрилась на него изучающим взглядом, ожидая, когда он подымет голову. Но неизвестный так погрузился в созерцание лесного сюрприза, что девочка успела рассмотреть его с головы до ног, установив, что людей, подобных этому незнакомцу, ей видеть ещё ни разу не приходилось.
Но перед ней был не кто иной, как путешествующий пешком Эгль, известный собиратель песен, легенд, преданий и сказок. Седые кудри складками выпадали из-под его соломенной шляпы, серая блуза, заправленная в синие брюки, и высокие сапоги придавали ему вид охотника, белый воротничок, галстук, пояс, унизанный серебром блях, дубовая трость и сумка с новеньким никелевым замочком выказывали горожанина. Его лицо, если можно назвать лицом, нос, губы и глаза, выглядывающие из бурно разросшейся лучистой бороды, из пышных усов, казалось бы вяло-прозрачным, если бы не глаза, серые, как песок, и блестящие, как чистая сталь, с взглядом смелым и сильным.

– Теперь отдай мне, – несмело сказала девочка. – Ты уже поиграл.
– Ты как поймал её?
Эгль поднял голову, уронив яхту, – так неожиданно прозвучал взволнованный голосок Ассоль. Старик с минуту разглядывал её…
– Клянусь Гриммами, Эзопом и Андерсеном, – сказал Эгль, посматривая то на девочку, то на яхту –это что-то особенное. Слушай-ка ты, цветочек! Это твоя штука?
– Да, я за ней бежала по всему ручью, я думала, что умру. Она была тут?
– У самых моих ног. Кораблекрушение причиной того, в качестве берегового пирата, могу вручить тебе этот приз. Яхта, покинутая экипажем, была выброшена на песок трехверщковым валом – между моей левой пяткой и оконечностью палки. – Он стукнул звонко тростью. – Как зовут тебя, милая крошка?
– Ассоль, – сказала девочка, пряча в корзину поданную Эглем игрушку.
– Хорошо, – продолжал свою речь старик, не сводя глаз. – Мне, собственно, не надо было спрашивать твоё имя. Хорошо, что оно так странно, так однотонно, музыкально, как свист стрелы или шум морской раковины...

Подумав, он продолжал так:
– Не знаю, сколько пройдёт лет, только расцветёт одна сказка, памятная надолго. Ты будешь большой, Ассоль. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнёт АЛЫЙ ПАРУС. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к Тебе. Тихо будет плыть этот чудный корабль, без криков и выстрелов. На берегу много соберётся народу, удивляясь и ахая, и ты будешь стоять там. Корабль подойдёт величественно к самому берегу под звуки прекрасной музыки. Нарядная, в коврах, в золоте, и цветах, поплывёт от него быстрая лодка.
« Зачем вы приехали? Кого вы ищите?» – спросят люди на берегу.
Тогда ты увидишь храброго принца, он будет стоять и протягивать к тебе руки.
« Здравствуй, АССОЛЬ! – скажет он Далеко-далеко отсюда я увидел тебя во сне и приехал, чтобы увезти тебя навсегда в своё царство. Ты будешь там жить со мной в розовой глубокой цветущей долине. У тебя будет всё, что ты пожелаешь, жить с тобой мы станем так дружно и весело, что никогда твоя душа не узнает слёз и печали».
Он посадит тебя в лодку, привезёт на корабль, и ты уедешь навсегда в блистательную страну, где всходит солнце и где звезды спустятся с неба, чтобы поздравить тебя с приездом.
– Это всё мне? – тихо спросила девочка.
Её серьёзные лучистые глаза, повеселев, просияли доверием.
– Может быть, он уже пришёл… тот корабль?
– Не так скоро, – возразил Эгль, – сначала, как я сказал, ты вырастишь. Потом… Что говорить? Это будет и кончено.

(Это неточная копия книги, я её преобразовал, добавил прилагательные в текст, все сделано мною, чтоб передать торжественный настрой Алых Парусов и чтоб вы сами захотели взять книгу в руки и перечитать)

Алые Паруса Грина. Грэй.

Если Цезарь находил, что лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме, то Артур Грей мог не завидовать Цезарю в отношении его мудрого желания. Он родился капитаном, хотел быть им и стал им.
Огромный дом, в котором родился Грэй, был мрачен внутри и величествен снаружи. К переднему фасаду примыкали цветник и часть парка.
Отец и мать Грея были надменные невольники своего положения, богатства и законов того общества, по отношению к которому могли говорить «мы». Часть их души, занятая галереей предков, мало достойна изображения, другая часть – воображаемое продолжение галереи – начиналась маленьким Грэем, обречённым по известному, заранее составленному плану прожить жизнь и умереть так, чтобы его портрет мог быть повешен на стене без ущерба фамильной чести. В этом плане была допущена небольшая ошибка. Артур Грэй родился с живой душой, совершено не склонной продолжить линию фамильного начертания.
Эта живость, эта совершенная извращенность мальчика начала сказываться на восьмом году его жизни, тип рыцаря причудливых впечатлений, искателя и чудотворца, то есть человека, взявшего из бесчисленного разнообразия ролей жизни самую опасную и трогательную – роль провидения, намечался в Грэе ещё тогда, когда, приставив к стене стул, чтобы достать картину, изображавшую распятие, он вынул гвозди из окровавленных рук Христа, то есть попросту замазал их голубой краской, похищенной у маляра. В таком виде он находил картину более сносной. Увлечённой своеобразным занятием, он начал замазывать и ноги распятого, но был застигнут отцом. Старик снял мальчика со стула за уши и спросил:
– Зачем ты испортил картину?
– Я её не испортил.
– Это работа знаменитого художника.
– Мне всё равно – сказал Грэй. – Я не могу допустить, чтобы при мне торчали из рук гвозди и текла кровь. Я этого не хочу.
В ответ сына Лионель Грэй, скрыв под усами улыбку узнал себя и не наложил наказания.
Грэй неутомимо изучал замок, делая поразительные открытия. Так на чердаке он нашёл стальной рыцарский хлам, книги, переплетённые в железо и кожи, истлевшие одежды и полчища голубей…

Посещение кухни было строго воспрещено Грэю, но, раз открыв уже этот удивительный, полыхающий огнём очагов мир пара, копоти, шипения, клокотания кипящих жидкостей, стука ножей и вкусных запахов, мальчик усердно навещал помещение.
На кухне Грэй немного робел: ему казалось, что здесь всем двигают тёмные силы …
Грэй не был ещё так высок, чтобы взглянуть в самую большую кастрюлю, бурлившую подобно Везувию, но чувствовал к ней особенное почтение, он смотрел, как её ворочают две служанки, на плиту выплескивалась тогда дымная пена, и пар, поднимаясь с зашумевшей плиты, волнами наполняя кухню. Раз жидкости выплеснулось так много, что она обварила руку одной красивой девушки. Кожа мгновенно покраснела, даже ногти стали красными от прилива крови, и Бетси (так звали служанку), плача, натирала маслом пострадавшие места. Слёзы неудержимо катились по её круглому перепуганному лицу.
Грэй замер. В то время как другие женщины хлопотали около бедной Бетси, он пережил ощущение острого чужого страдания, которое не мог испытать сам.
– Очень ли тебе больно? – спросил Он.
– Попробуй, так узнаешь, – ответила Бетси, накрывая руку передником.
Нахмурив брови, мальчик вскарабкался на табурет, зачерпнул длинной ложкой горячей жижи и плеснул на сгиб кисти. Впечатление оказалось не слабым, но слабость от сильной боли заставила его пошатнуться. Бледный, как мука, Грэй подошёл к Бетси, заложив горящую руку в карман штанишек.
- Мне кажется, что очень больно, – сказал Он, – умалчивая о своём опыте. – Пойдём, Бетси, к врачу. Пойдём же быстрей!
Он усердно тянул её за юбку, в то время как сторонники домашних средств наперерыв давали служанке спасительные рецепты. Но девушка, сильно мучаясь, пошла с Грэем. Врач смягчил боль, наложив перевязку. Лишь после того, как Бетси ушла, мальчик показал свою руку.
Этот незначительный эпизод сделал двадцатилетнюю Бетси и десятилетнего Грэя истинными друзьями. Она набивала его карманы пирожками и яблоками, а он рассказывал ей сказки и другие истории, вычитанные в своих книжках. Однажды он узнал, что Бетси не может выйти замуж за конюха Джима, ибо у них нет денег обзавестись хозяйством. Грэй разбил каменными щипцами свою фарфоровую копилку и вытряхнул оттуда всё – что составляло около ста фунтов. Встав рано, когда бесприданница удалилась на кухню, он пробрался в её комнату и, засунув подарок в сундук девушке, прикрыл его короткой запиской: «Бетси, это твоё. Предводитель шайки разбойников Робин Гуд». Переполох, вызванный на кухне этой историей, приняв такие размеры, что Грэй должен был сознаться в подлоге. Он не взял денег назад и не хотел более говорить об этом…

Алые Паруса Грина. Встреча.

Грэй вышел из чащи в кустарник, разбросанный по скату холма.
Он тихо отвёл рукой ветку и остановился с чувством очень неожиданной прекрасной НАХОДКИ.
Не далее как в пяти шагах, свернувшись, подобрав одну ножку и вытянув другую, лежала головой на уютно подвернутых руках утомившаяся Ассоль. Её волосы сдвинулись в беспорядке, у шеи расстягнулась пуговица, открыв белую ямку, раскинувшая юбка обнажила колени, ресницы спали на щеке, в тени нежного, выпуклого виска, полузокрытого тёмной прядью, мизинец правой руки, бывшей под головой, пригибался к затылку. Грэй присел на карточки, заглядывая девушке в лицо снизу…
Быть может, при других обстоятельствах эта девушка была бы замечена им только глазами, но тут он иначе увидел её. Всё тронулось, всё усмехнулось в нём. Разумеется, он не знал ни её, ни её имени, ни, тем более, почему она уснула на берегу, но был этим очень доволен. Он любил картины без объяснений и подписей. Впечатление такой картины несравненно сильнее, её содержание, не связанное словами, становится безграничным, утверждая все догадки и мысли.
Тень листвы подобралась ближе к стволам, а Грэй всё ещё сидел в той же малоудобной позе. Всё спало на девушке: спали тёмные длинные волосы, спало платье и складки платья, даже трава поблизости её тела, казалось, задремала в силу сочувствия. Когда впечатление стало полным, Грей вошёл в его теплую подмывающую волну и уплыл с ней.
Когда он, наконец, встал, склонность к необычайному застала его врасплох с решимостью и вдохновением раздраженной женщины. Задумчиво уступая ей, он снял с пальца старинное дорогое кольцо и бережно опустил кольцо на малый мизинец, белевший из-под затылка. Мизинец нетерпеливо двинулся и поник. Взглянув ещё раз на это отдыхающее лицо, Грэй повернулся и увидел в кустах высоко поднятые брови матроса….

Алые Паруса Грина. Алый «СЕКРЕТ»
\ продолжение ещё пишу и подумаю когда дать… ПЛЫВИ НАШ КОРАБЛЬ ЕДИНЫЙ в ПРЕКРАСНОЕ БУДУЩЕЕ!

АЛЫЕ ПАРУСА

Слова и музыка Владимира Ланцберга

Не три глаза, ведь это же не сон.
И алый парус, правда, гордо реет
В той бухте, где отважный Грей нашёл свою Ассоль,
В той бухте, где Ассоль дождалась Грея.

С друзьями легче море переплыть
И есть морскую соль, что нам досталась.
А без друзей на свете было б очень трудно жить
И серым стал бы даже алый парус.

Ребята, надо верить в чудеса!
Когда-нибудь весенним утром ранним
Над океаном алые взметнутся паруса,
И скрипка пропоёт над океаном.

Рецензии

Да, главное красочно донести, чтоб Корабль другого человека, поднял паруса и свежо бегло побежал с попутным ветерком, с теплом и уважением! Надуем Паруса Руси ПА ПЫ отцовские паруса РУСи, для РОССИИ (РОСы СияЮщей).... благодарствую!

Александр Степанович Грин [настоящая фамилия Гриневский; 11(23).VIII.1880, г. Слободской Вятской губернии, - 8.VII.1932, Старый Крым] - русский писатель-неоромантик. Родился в семье ссыльного поляка, участника Польского восстания 1863 г. В 1896 г., окончив 4-классное Вятское городское училище, уехал в Одессу. Скитался по России, был матросом, золотоискателем, шпагоглотателем в бродячем цирковом балагане. Учеником и матросом плавал на кораблях «Платон» и «Цесаревич» по Черному морю (1896-1897), побывал в Александрии. В 1902 г. добровольно вступил в военную службу; в полку сблизился с эсерами; дезертировал. В 1903-1910 гг. неоднократно подвергался арестам за революционную пропаганду, был в ссылке, совершал побеги, жил по фальшивым паспортам.
Первый рассказ «Заслуга рядового Пантелеева» (1906, агит-брошюра за подписью А. С. Г.) был конфискован, тираж сожжен. Впервые подпись «А. С. Грин» (часть настоящей фамилии автора, бежавшего из ссылки и находившегося в розыске) появилась под рассказом «Апельсины» (1908). Первый сборник рассказов Грина, озаглавленный «Шапка-невидимка», вышел в 1908 г., следующий сборник - «Штурман “Четырех ветров”» - в 1910-м. К концу жизни у писателя вышло более двух десятков таких сборников-циклов.
За проживание по чужому паспорту летом 1910 г. Грин был вновь арестован, приговорен к двум годам ссылки в Архангельскую губернию. В мае 1912 г. вернулся в Петербург. Жил писательским заработком. Сотрудничал более чем в 60 периодических изданиях; до 1917 г. напечатал более 350 рассказов, повестей, стихотворений, поэм и сатирических миниатюр. В художественном мире Грина прихотливо соединяются реальность, впитавшая трудный, подчас трагический жизненный опыт автора, и авторская фантазия, воплотившая мечту писателя о человеческом счастье. Мужественные, благородные и свободные люди населяют придуманные им приморские города - Лисе, Зурбаган, Гель-Гью, овеянные романтикой странствий и приключений.
С конца 1916 г. Грин был вынужден скрываться в Финляндии, но, узнав о Февральской революции, вернулся в Петроград. Однако вскоре пореволюционная действительность разочаровала писателя. После Октябрьской революции он печатал сатирические заметки и фельетоны в журнале «Новый сатирикон». Весной 1918 года журнал вместе со всеми другими оппозиционными изданиями был запрещен. Грин был арестован и лишь чудом избежал расстрела.
Летом 1919 г. Грина призвали в Красную Армию связистом, но вскоре он заболел сыпным тифом. После выздоровления ему при содействии Горького удалось получить академический паек и жилье - комнату в «Доме искусств» в Петрограде. Там была написана повесть-«феерия» «Алые паруса» (опубликована в 1923). Повесть посвящена Нине Николаевне Грин (урожденной Мироновой), на которой писатель женился в 1921 г. Имя главной героини феерии - Ассоль - стало особенно популярным после выхода фильма «Алые паруса» (1961), в котором роль Ассоль сыграла Анастасия Вертинская.
В первые советские годы Грина почти не печатали, но с началом НЭПа появились частные издательства, и ему удалось опубликовать новый сборник «Белый огонь» (1922), куда, в частности, вошел рассказ «Корабли в Лиссе», который сам Грин считал одним из лучших.
В 1921-1923 гг. Грин пишет свой первый роман - «Блистающий мир». Главный герой - летающий сверхчеловек Друд убеждает людей отказаться от сиюминутных ценностей в пользу высших ценностей Блистающего мира. В 1923 г. роман был напечатан в журнале «Красная Нива», а в следующем году с большими сокращениями и изменениями вышел отдельным изданием.
В 1924 г. Грин c женой переехал в Феодосию, в 1930 - в Старый Крым (в обоих городах теперь работают литературно-мемориальные музеи Грина). Осенью 1926 г. Грин закончил свое главное произведение - роман «Бегущая по волнам», в котором соединились лучшие черты его писательского таланта: стремление к воплощению мечты, тонкий психологизм, увлекательный авантюрно-романтический сюжет. Два года автор пытался опубликовать роман, и лишь в конце 1928 года книга увидела свет в издательстве «Земля и фабрика», ранее выпустившем «Алые паруса».
В 1929-1930 гг. с большим трудом удалось издать последние романы Грина «Джесси и Моргиана» и «Дорога никуда». В 1930 г. выходит последний сборник рассказов Грина «Огонь и вода», в который вошли тексты 1909-1929 гг. С 1930 г. Главлит ввел запрет на переиздания старых произведений Грина и ограничение на публикацию новых. Единственная книга Грина, вышедшая после запрета - «Автобиографическая повесть» (1932), в которой описаны события начала 1900-х годов.
Грин умер в Старом Крыму на 52-м году жизни от рака желудка. Безусловное признание пришло посмертно, в 1960-е годы.
И. П.
По материалам «Краткой литературной энциклопедии», 3-го издания «Большой советской энциклопедии», «Википедии» и биобиблиографического словаря «Русские писатели. 1800-1917»

Контрольный диктант по теме «Обособленные члены предложения» В1

Любимым развлечением Ассоль было по вечерам или в праздник, когда отец, отставив банки с клейстером, инструменты и неоконченную работу, садился, сняв передник, отдохнуть, с трубкой в зубах, – забраться к нему на колени и, вертясь в бережном кольце отцовской руки, трогать различные части игрушек, расспрашивая об их назначении. Так начиналась своеобразная фантастическая лекция о жизни и людях – лекция, в которой, благодаря прежнему образу жизни Лонгрена, случайностям, случаю вообще, – диковинным, поразительным и необыкновенным событиям отводилось главное место. Лонгрен, называя девочке имена снастей, парусов, предметов морского обихода, постепенно увлекался, переходя от объяснений к различным эпизодам, в которых играли роль то брашпиль, то рулевое колесо, то мачта или какой-нибудь тип лодки и т. п., а от отдельных иллюстраций этих переходил к широким картинам морских скитаний, вплетая суеверия в действительность, а действительность – в образы своей фантазии. Тут появлялась и тигровая кошка, вестница кораблекрушения, и говорящая летучая рыба, не послушаться приказаний которой значило сбиться с курса, и Летучий Голландец с неистовым своим экипажем; приметы, привидения, русалки, пираты – словом, все басни, коротающие досуг моряка в штиле или излюбленном кабаке. Рассказывал Лонгрен также о потерпевших крушение, об одичавших и разучившихся говорить людях, о таинственных кладах, бунтах каторжников и многом другом, что выслушивалось девочкой внимательнее, чем может быть слушался в первый раз рассказ Колумба о новом материке. – «Ну, говори еще», – просила Ассоль, когда Лонгрен, задумавшись, умолкал, и засыпала на его груди с головой, полной чудесных снов.

Контрольный диктант по теме «Обособленные члены предложения» В2

Однажды, в середине такого путешествия к городу, девочка присела у дороги съесть кусок пирога, положенного в корзинку на завтрак. Закусывая, она перебирала игрушки; из них две-три оказались новинкой для нее: Лонгрен сделал их ночью. Одна такая новинка была миниатюрной гоночной яхтой; белое суденышко подняло алые паруса, сделанные из обрезков шелка, употреблявшегося Лонгреном для оклейки пароходных кают – игрушек богатого покупателя. Здесь, видимо, сделав яхту, он не нашел подходящего материала для паруса, употребив что было – лоскутки алого шелка. Ассоль пришла в восхищение. Пламенный веселый цвет так ярко горел в ее руке, как будто она держала огонь. Дорогу пересекал ручей, с переброшенным через него жердяным мостиком; ручей справа и слева уходил в лес. «Если я спущу ее на воду поплавать немного, размышляла Ассоль, – она ведь не промокнет, я ее потом вытру». Отойдя в лес за мостик, по течению ручья, девочка осторожно спустила на воду у самого берега пленившее ее судно; паруса тотчас сверкнули алым отражением в прозрачной воде: свет, пронизывая материю, лег дрожащим розовым излучением на белых камнях дна. – «Ты откуда приехал, капитан? – важно спросила Ассоль воображенное лицо и, отвечая сама себе, сказала: – Я приехал» приехал… приехал я из Китая. – А что ты привез? – Что привез, о том не скажу. – Ах, ты так, капитан! Ну, тогда я тебя посажу обратно в корзину». Только что капитан приготовился смиренно ответить, что он пошутил и что готов показать слона, как вдруг тихий отбег береговой струи повернул яхту носом к середине ручья, и, как настоящая, полным ходом покинув берег, она ровно поплыла вниз. Мгновенно изменился масштаб видимого: ручей казался девочке огромной рекой, а яхта – далеким, большим судном, к которому, едва не падая в воду, испуганная и оторопевшая, протягивала она руки. «Капитан испугался», – подумала она и побежала за уплывающей игрушкой, надеясь, что ее где-нибудь прибьет к берегу. Поспешно таща не тяжелую, но мешающую корзинку, Ассоль твердила: – «Ах, господи! Ведь случись же…» – Она старалась не терять из вида красивый, плавно убегающий треугольник парусов, спотыкалась, падала и снова бежала.

. 1 вариант.

1. В каком предложении есть обособленные второстепенные члены предложения?

А) Большей частью на картинах Пиросмани были люди, но особое место занимали на них разные звери: львы, буйволы, жирафы и безответные друзья художника – ишаки.

Б) Кот, прицелившись поаккуратнее, нахлобучил голову на шею, и она точно села на своё место, как будто никуда не отлучалась.

В) После двух-трёх легко вылившихся строф и нескольких его самого поразивших сравнений работа завладела им, и он испытал приближение того, что называется вдохновением.

2. В каком предложении есть обособленное определение?

А) Франция сочла меня элегантнейшим из мужчин. Меня, способного явиться на приём без галстука или с оторванной пуговицей.

Б) Я сидел у тёплой, живой, ворчливой печи и потом возвращался к себе глубокой ночью.

В) Сидящие на стульях, и на столах и даже на двух подоконниках в комнате правления МАССОЛИТа серьёзно страдали от духоты.

3. Какое из следующих утверждений неполно или неверно?

А) Обособляются определения, выраженные причастиями или прилагательными с зависимыми словами после определяемого слова.

Б) Обособляются определения, оторванные от определяемого слова.

В) Обособляются распространённые определения, стоящие перед определяемым словом.

А) Его поразило множество статуэток и бюстов, окутанных мокрыми тряпками и расставленных по всем уголкам комнаты.

Б) Николай Иванович Уткин, маленький чиновник, маленького уезда городка купил рублёвый билет в лотерею и выиграл лошадь.

В) Прорубленная через лес просека уходила далеко, к горизонту.

5.

А) Покрытая багровым облаком восходила луна и освещала дорогу.

Б) Месяц, полный и красный, показался из-за горизонта домов.

В) Испуганные шумом, лошади захрипели и стали метаться.

6. В каком предложении есть приложение (одиночное или распространённое)?

А) Настя была молчалива и сероглаза, как все девушки-северянки.

Б) Картер в сравнении с ними – недалёкий человек, хоть и сидит сейчас дома, а они идут по лесу.

В) Беллетрист Бескудников – тихий, прилично одетый человек с внимательными и в то же время неуловимыми глазами – вынул часы.

7. В каком предложении допущена пунктуационная ошибка?

А) На небольших аккуратных плитах изваяны мраморные раскрытые книги – символы не дочитанной до конца человеческой жизни.

Б) Мне, как лицу высокопоставленному, не подобает ехать на конке.

В) Глава семьи, отставной капитан с обвисшими, словно мокрыми, усами и круглыми удивлёнными глазами озирался по сторонам с таким видом, точно его только что вытащили из воды.

8. В каком предложении есть обособленное обстоятельство?

А) Несмотря на ранний час, Кити была уже в саду.

Б) А когда сквозь волны фимиама хор гремит, ликуя и грозя, смотрят в душу строго и упрямо те же неизбежные глаза.

В) Ни на что, кроме самомучительства, она не была способна.

9.В каком предложении допущена пунктуационная ошибка?

А) И, туго на ночь косы заплетя, как будто завтра нужны будут косы, в окно гляжу я, больше не грустя, на море, на песчаные откосы.

Б) И, усталая с похода, что б там ни было, жива, дремлет, скорчившись, пехота, сунув руки в рукава. В)Наташа созналась, что не прикоснувшись более ни к каким подаренным вещам, она бросилась к крему и немедленно им намазалась.

Обособленные члены предложения . 2 вариант.

1.В каком предложении есть обособленные второстепен. члены предложения?

А) Третьим в этой компании оказался неизвестно откуда взявшийся кот, громадный, как боров, черный, как сажа или грач, и с отчаянными кавалерийскими усами.

Б) Надо сказать, что квартира эта - №50 – давно уже пользовалась если не плохой, то все же странной репутацией.

В) Подошёл взъерошенный, изрядно запыхавшийся в спешке парень.

2.В каком предложении есть обособленное определение?

А) Записная книжка – это шифр жизни, закодированный в именах и телефонах.

Б) И все аплодировали, и эту движущуюся, шаркающую и галдящую толпу обносили мороженым и прохладительными.

В) Прыгая в мутных реках и освещаясь молниями, бандиты в одну секунду доволокли полуживого администратора до дома.

3.В каком предложении допущена пунктуационная ошибка?

А) Грязный, угрюмый, выкрашенный в черный и желтый цвета, пароход мотался на волнах, распуская хвост зловонного дыма.

Б) Тут в третий раз зазвенели звонки, и люди возбуждённые и предвкушающие интересный номер повалили в зрительный зал.

В) Угрюмое солнце, мрачно-красное и срезанное наполовину горизонтом, похоже на громадную каплю раскалённого металла.

4. В каком предложении есть обособленное приложение?

А) Звени, звени, златая Русь, волнуйся, неуемный ветер!

Б) Показать бы тебе, насмешнице и любимице всех друзей, царскосельской весёлой грешнице, что случится с жизнью твоей. В) Невежда – первый злейший ненавистник того, кто истинно умён, учен.

5. В каком предложении допущена пунктуационная ошибка?

А) Тетка – глупая толстая женщина, держит чашку, отставив далеко мизинец правой руки, что кажется ей крайне изящным и светски изнеженным жестом.

Б) Она (формула) была такова: игемон рассмотрел дело бродячего философа Иешуа по кличке Га-Ноцри и состава преступления в нём не нашел.

В) Пассажир этот был не кто иной, как дядя покойного Берлиоза, экономист-плановик Максимилиан Андреевич Поплавский.

6. В каком предложении есть обособленное обстоятельства?

А) Там, где сейчас магазин «Мясо», желтел деревянный дачный заборчик.

Б) Милая Лика, Ваше сердитое письмо, как вулкан, извергало на меня лаву и огонь, но тем не менее все-таки я держал его в руках и читал с большим удовольствием.

В) Думаю, самая пленительная свобода, о которой только может мечтать человек на земле, в том, чтобы жить, если он того пожелает, не имея необходимости работать.

7. В каком предложении допущена пунктуационная ошибка?

А) И, выбросив из седла штаны и два мундира, Андрюшка засопел носом и отворачиваясь от эскадронного, взялся помогать мне.

Б) Пашка Матвеев спал почти круглые сутки, а просыпаясь, приговаривал: «Знатно! На два года отосплюсь!»

В) Нехлюдов взял письмо, и, пообещав его передать, вышел на улицу.

8. В каком предложении есть уточняющие второстепенные члены предложения?

А) Вдруг воскресло в памяти всё: и то, что было на молу, и раннее утро с туманом в горах, и пароход из Феодосии, и поцелуи.

Б) Однажды весной, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина.

В) Как известно, гости – воры времени.

9. В каком предложении допущена пунктуационная ошибка?

А) И ему показалось, что из-под двери потянуло, вдруг, сыростью.

Б) Пожалуй, она никого и никогда не любила, кроме себя.

В) Весной, где-то далеко, заливисто пели соловьи.

ОТВЕТЫ НА ТЕСТ «ОБОСОБЛЕННЫЕ ЧЛЕНЫ ПРЕДЛОЖЕНИЯ».

1 ВАРИАНТ. 2 ВАРИАНТ.

1 А, Б. 1А, Б.